Когда человек достигает такого успеха, как он, и занимает такую позицию по жизни, может ли его что-то ранить? «Я не думаю, что кто-то может навредить мне сейчас. Прошлое есть прошлое. Это похоже на то, как будто ты носишь доспехи. И в любом случае я не держу ни на кого обид». Из-за абсолютной убежденности, звучащей в его ответе, я боюсь, что у меня брови взлетели до макушки. «Серьезно? Это просто невозможно!» Он поправляет сам себя: «Хорошо, если ты чувствителен, можешь страдать из-за всего, но на другом уровне. Из-за несправедливости, например. То, что происходит в мире, может свести с ума. Но единственное, что я не могу выносить спокойно, – это малейший намек на агрессию в отношении моей семьи. Когда дело доходит до детей, я беспощаден».
Затем выражение его лица смягчается, когда он вспоминает свою мать Джозефу. Его чувства к ней также глубоки, как всегда, и его глаза увлажняются, когда он вспоминает эту женщину, которая умерла, когда ей было 94 года. «Флори, моя жена, была с ней до последнего. Она навещала ее каждый день. Помню, однажды я взял ее с собой посмотреть на Марбеллу на моем самолете, и она смотрела на меня с таким обожанием, с каким только матери могут, и сказала: «Это правда мой маленький Чолиньо?» Она всегда называла меня так, а теперь мои племянники и племянницы зовут меня дядя Чоло. Мой отец, напротив, был очень серьезным человеком, очень прямолинейным. Он умер в 90 лет. Но человеком, который любит меня так, будто я последний человек на Земле, является моя сестра Пепита».
Что держит вас на работе спустя столько лет? Вы все тот же человек, который заметил свободную нишу на модном рынке? Вы все еще смотрите на жизнь глазами исследователя? Он смеется над моим вопросом, но блеск в его глазах рассказывает правду об этих бесконечных годах, когда он «раньше всех приезжал, позже всех уходил». Это звучит так, как будто он просит прощения, когда говорит: «Теперь я не приезжаю раньше 11, хотя были времена, когда я всегда был на месте в 9, но теперь я могу себе это позволить, потому что люди, которым я доверяю работу, невероятно отвественны и в их руках все в безопасности. Они могут поддерживать огонь в топке».
Когда обед заканчивается и нам приносят кофе, мы можем говорить, о чем хотим, разговор обращается к текущей ситуации в экономике и к кризису. Ортегу он не волнует. «Нельзя пугаться из-за кризиса, потому что страх парализует. Я помню, что, когда был ребенком и возвращался домой поздно, шел пару километров от станции и иногда чувствовал себя настолько испуганным, что с трудом мог пошевелиться. Страх связывает тебя. Ты всегда должен быть готов рисковать».