Кречетов обиженно пожал плечами и ничего не ответил. Ну, это его проблемы. Мастер прав: в боевой группе каждый должен делать то, что у него лучше получается, а все эти обиды-разборки – удел гражданских, мучающихся от безделья…
Из темного проема несло какой-то пакостью, похоже, теми же самыми полуразложившимися волокнами. Причем к этой вони явно примешивались знакомые нотки. Убойный смрад волокон перебивал все другие запахи, но, тем не менее, не мог заглушить сладковатого зловония разлагающейся плоти.
– Что ж там такое нахрен? – проговорил Призрак, прикрывая нос рукавом. – Будто стая крыс передохла, а потом ее сложили в кучу и сверху обдристали.
– Духан знатный, – согласился Мастер. – Центром Зоны тянет не по-детски. Я так и знал, что он будет вонять, как разрытая могила фанатика Монумента, сдохшего от гнойного перитонита.
– Запах тайны и приключений именно такой и есть, – согласился Кречетов. – Романтикам на заметку. Впрочем, это не только в Зоне так. На Большой земле тоже рано или поздно понимаешь, что практически всё загадочное, красивое и манящее на самом деле есть не мечта всей жизни, а скука смертная, изрядно попахивающая дерьмом.
– Философы, может, заткнетесь? – негромко предложил я. – Хрен знает, что там впереди, а вы дискуссию устроили.
– Это от нервов, – сказал Кречетов. – Когда мандраж пробирает, на философию тянет прям сил нет.
– Это хорошо, – заметил Призрак. – Других от мандража только медвежья болезнь одолевает.
– Одно другому не мешает, – отозвался Профессор. – Философия это и есть медвежья болезнь духа.
Понятно. Группа притерлась, нашла друг друга и не придумала ничего лучше, как помолоть языками, шествуя по короткому тоннелю навстречу тусклому свету впереди. Знакомая аномалия, «Болтовня» называется. По ходу, в этом тоннеле она и расселась, а мы в нее благополучно влезли. Если человека, начавшего ни с того ни с сего чесать языком, вовремя не остановить, то жертва «Болтовни» через некоторое время начинает задыхаться от удушья и вскоре погибает. Можно в челюсть двинуть, например, а можно и удивить чем-то. Мне, кстати, тоже очень хотелось вступить в дискуссию, и я держался из последних сил…
Но, сделав еще три шага, я вдруг разом забыл про настойчивый позыв почесать языком вместе со всеми. И остальные, кстати, забыли тоже. Заткнулись, увидев то же, что увидел я, при этом излечившись от «Болтовни» разом и кардинально.
* * *
Мы находились в зале размером чуть меньше предыдущего. Стены этого помещения были непрозрачными – то ли потускнели без команды «мусорщиков», то ли изначально были такими.