Позже Томэ лежал среди разбросанных подушек, а Тарамис совала ему в губы горлышко бутылки с каким-то приторным ликером.
— Давай, еще глоточек.
— Что это за пакость?
— Дурачок, это сейчас самый модный напиток в Столице.
— Всегда знал, что в Столице полно идиотов.
Девушка заставила его сделать еще один глоток. Томэ поперхнулся и закашлялся.
— Все, хватит с меня.
Он отобрал бутылку, заткнул ее пробкой и бросил на дальний конец кровати.
— Грубиян. Тогда, может, расскажешь о своих сегодняшних приключениях?
— Да ничего особенного. Если не считать того, что Схола вмешалась, обычный вечер.
— Меня беспокоит драка с лирийцами. Отец, кажется, пытается с ними поладить, так что это может его разозлить.
— Неужели ты действительно за меня волнуешься? Если Магистры ордена не дураки, они должны понимать, что некоторые вещи от Ставра не зависят. В Столице такие стычки обычное дело. Тем более после того как Совет решил, что дружинники должны помогать Схоле охранять порядок на улицах. Не знаешь, кому в голову пришел этот идиотизм?
— Томэ, мерзавец, о чем ты говоришь?! Рядом с тобой красивая девушка. Между прочим, многие говорят одна из самых красивых в Столице. А ты о политике взялся рассуждать. Ты бы еще баланс правительственного бюджета стал подсчитывать.
— Кстати, о бюджете. Мне нужно пару монет, чтобы перетоптаться до жалования.
— Куда ты их тратишь?
— Ты удивишься, но в Столице жизнь не дешевая. Жалования от щедрот твоего папы хватает в обрез.
— А как же живут остальные дружинники?
— Либо ждут, пока родня пришел денег из дома, либо тащат все, что плохо лежит.
Тарамис приподнялась на локте и оперлась подбородком на кулачок.
— Не понимаю я, Томэ. Ты так носишься со своей гордостью и независимостью, и одновременно тянешь деньги из любовницы. Как такое может быть?
Томэ молча смотрел в потолок. В голове шумело, то ли от выпитого, то ли от усталости, перед глазами плавали какие-то круги, он опустил веки.
— Не знаю. Хотел бы сказать, что мне все равно, но ты поймешь, что я притворяюсь. На самом деле противно. Но мне кажется, что тебе тоже бывает грустно, каждый раз, когда ты даешь мне кошелек. А ведь делать друг другу больно наша любимая игра, верно? Жаль, никак нельзя точно подсчитать, кому все-таки больней.
Через шум обосновавшегося в мозгу духового оркестра, он услышал, как Тарамис усмехается.
— Мой коварный малыш. Ты даже в мелочах не хочешь признавать поражение. За это я тебя тоже люблю. Не волнуйся, скоро я придумаю, как тебя озолотить.
— Я тебя за это ненавижу. У тебя и так и передо мной все преимущества, но ты все время боишься, как бы я не сравнял счет.