Еще через день Калинкина проводила Нестерова, уезжавшего в Приреченск с попутной машиной все с того же леспромхоза.
14
А в Приреченске Нестерова с нетерпением ожидали две женщины. Первой была Иришка, сестренка его бывшей жены Симы. Он заметил ее еще издали: вдоль палисадничка его дома прохаживалась туда-сюда высокая, тонкая, в клеенчатом плаще женщина. Она ходила не спеша, изредка останавливалась перед проулком, напряженно смотрела, не идет ли кто по нему. Ирка была с рождения сильно близорукой и не заметила приближения Нестерова со стороны усадьбы леспромхоза, размещавшейся у речки за домами. "Зачем она тут появилась? Не иначе стряслось что-то с Серафимой", - подумал Нестеров и в тот же миг поймал себя на том, что думает о бывшей жене равнодушно и отчужденно.
- Здравствуй, Иришка-пулеметчица! Не меня-ли ты ждешь? - сказал Нестеров, подходя к девушке и называя ее прежним именем, присвоенным еще до войны за манеру говорить часто и звонко.
- Ой, Миша, а я тебя с этой стороны никак не ждала. Второй день возле твоего дома обитаюсь. А тебя все нет и нет, - судорожно поводя худыми плечами, сказала Иришка, пряча за очками свои близорукие, беспомощные глаза.
- Пойдем в дом, Ириша. Напою тебя чаем, и поговорим обо всем, пожимая худенькую руку девушки, сказал Нестеров.
- Я тороплюсь, Миша, мне необходимо сегодня уехать, а поезд отходит через час. Госэкзамены на носу.
- Успеешь. Я быстро сварганю чай. В два счета.
- Без жены научился.
- Многому научился, Ириша.
Пока Иришка сбрасывала с себя клеенчатый плащ, Нестеров растопил припасенными стружками железную печку и, наполнив чайник, поставил его на жаркое место.
- Ты что приехала-то? В самом деле ко мне? - спросил Нестеров, садясь за стол напротив девушки.
- Точно к тебе. По поручению Серафимы. Ждет ответа.
- Странно! - воскликнул Нестеров.
- Может быть, и странно. Наказала она съездить к тебе. Просит простить ее.
- То есть как простить? - не понял Нестеров.
- Как? Я не знаю. Просит простить ее, забыть обо всем, что произошло, клянется, что будет верной тебе до гроба. Не сладилось у нее с профессором. Жуткий жадюга. Даже сахар выдает ей по счету. Три ложечки утром, три вечером. Полнеют, мол, с сахара. Не написала бы об этом родная сестра, никогда бы не поверила, что могут жить на земле такие уроды.
- Ну и ну, - грустно усмехнулся Нестеров.
- И ужасно ревнивый... Пишет, что щиплет ее, как гусь, чтоб синие подтеки были на лице и шее... Об этом она, конечно, не велела тебе говорить... Так как, Миша, простишь или...
- Нет, Ириша, не прощу. А если б и простил на словах, то солгал бы. Сердце такое не простит. Неужели тебе-то это не ясно? Ты же всегда была у нас умницей.