Что безнаградному награда?
…Ищу я маленькое счастье.
А мне его уже не надо.
«Не нареку торжественно любовью…»
Не нареку торжественно любовью,
затаиваясь или не тая,
но навсегда счастливой светлой болью
теперь душа отмечена моя.
И не гадай, что для меня ты значишь,
не отягчай раздумием чело,
не объясняйся, понимай как знаешь…
Болит душа. И больше ничего.
Изучать язык любви
так волнующе и сладко.
Вот загадка, вот разгадка –
как становятся людьми.
Не сложнее букваря,
а постигнуть все ж непросто:
что – возвышенно, что – плоско,
что – как надо, что – зазря.
Кто – успеет не весьма,
будет лишь приготовишкой,
кто – придет к ступени высшей,
где навечная весна…
Изучай язык любви
сердцем, бьющимся тревожно,
все, что, в общем, невозможно,
в беспредельности лови.
А забудешь – не зови
то, что счастье означало.
Можно только лишь сначала
изучать язык любви.
Как пустая кожура
нынче то, что сердцем было…
Я опять язык забыла,
свой – до буковки! – вчера.
Я забыла эту речь
в крапках знаков препинанья,
даже и воспоминанья
не смогла о ней сберечь.
И, как надпись вдалеке:
«Не ходите по газонам!» –
на унылом и казенном
изъясняюсь языке…
Будто бы костер потух,
будто бы слепая сила
засорила, загасила
чистый музыкальный слух.
Ты мне душу не трави
укоряющим стараньем.
Мы друг к другу не пристанем.
Позабыт язык любви.
«В том июне окраинным жилмассивом…»
В том июне окраинным жилмассивом
мы бродили, как по Елисейским Полям.
Был – не знаю каким.
Знаю: очень красивым.
В том июне, на пыльной окраине, там.
А сегодня смотрю на тебя безотрадно я.
Шапка. Папка. На пальце кольцо.
О, какое лицо у тебя заурядное!
Заурядное очень лицо.
Чем измеряется любовь,
что там в основе,
когда родство, что входит в кровь,
совсем не в крови?
Что должен ты,
что я должна
по доброй воле?
Одна краюха – двум,
одна
щепотка соли.
Что в днях-ночах
твоих-моих
всесильной силой?
Одна подушка на двоих –
и все, мой милый.
«Я тебя неизменно прощаю…»
Я тебя неизменно прощаю
за свои одинокие дни
и к другим берегам не причалю,
даже если прекрасны они.
Но, житейскую мудрость постигший,
торопясь на родные огни,
сам себя ты простишь ли, простишь ли
за мои одинокие дни?
…Так вот и живу я без тебя,
тихо нетерпимое терпя.
Образа погасли без лампад,
и не храмом – хламом холм лопат.
Археолог тут копал, копал
и – пропал… А вдруг в беду попал?
Так вот без тебя он и живет,
твой раскоп, – как вспоротый живот.
Все наружу, и мешает боль
вспомнить лоном про твою любовь.
Вспомнить кожей, родинкой, ребром
гром признанья, поцелуев ром.
Даже слезы – где-то далеко,
так перегорает молоко,
если грудь ребенок не берет,