– Мы, что, на самый верх? – посмотрел на потолок кабины Валтор.
– А ты как думал? – снисходительно усмехнулся коротышка. – На пятьсот сорок восьмой этаж! Там весь сектор наш!
Последние слова коротышка произнес с таким неподражаемым пафосом и почти искренней гордостью, как будто был не просто мальчиком на побегушках, а имел самое непосредственное отношение к управлению делами компании «Медлинк».
Валтору стоило немалых усилий сохранить невозмутимое выражение лица. Он даже, на всякий случай, пониже надвинул акубру. Рамон находился на чужой территории. Как в пампе. И здесь не стоит без нужды наживать врагов среди аборигенов. Сейчас коротышка чувствовал себя обязанным рамону за то, что тот обещал молчать о том, как нокаутировал его в ресторане. Если же Валтор станет смеяться над ним, то неизвестно еще, как он себя поведет.
Выйдя из лифта, они оказались в просторном холле с высоким потолком. Северная стена холла была прозрачной и выходила на вершину Башни Змеи. На фоне темнеющего неба башня была похожа на огромный многогранный кристалл, каждая плоскость которого могла оказаться целым миром, населенным удивительными существами, живущими по собственным законам и правилам и не ведающими, что прилегающие к их миру грани также являются обитаемыми.
Прей так залюбовался этим зрелищем, что даже сбавил шаг.
– Рамон, – окликнул его коротышка. – Нам сюда.
Теперь бело-голубые шли впереди. Видимо, уже не опасались, что рамон убежит.
Они прошли по широкому коридору, пол которого был застлан зеленой ковровой дорожкой с густым, похожим на траву, ворсом, а стены украшали очень необычные картины. Необычность их заключалась главным образом в том, что невозможно было понять, что же на них изображено. На одних полотнах можно было увидеть пересечение плоских геометрических фигур и прямых линий. На других – расплывающиеся разноцветные пятна. На третьих – точки и извивающиеся, точно черви, линии. В чудовищном нагромождении кубических структур на одном из полотен, казалось, просматривались какие-то смутные образы, но сложить их в осмысленную картину все равно не удавалось. Больше всего поразила Валтора картина, на которой была изображена женщина, играющая на лире. Художник нарисовал ее одновременно и в профиль, и анфас. Из-за чего у нее было три руки и три глаза, а пропорции тела и лица были искажены настолько, что женщина становилась похожей на жертву безумного маньяка-трансплантолога.
– Господин Дунгаев любит абстрактную живопись, – сказал коротышка, заметив, с каким интересом рассматривает гость картины.