— Они вышли на битву, — негромко произнес он. — Пополак и Подуево. Они боролись каждые десять лет…
— Боролись? — снова перебил Джуд. — Вы хотите сказать, все эти люди были убиты?
Вацлав покачал головой.
— Нет, нет. Они упали. Я же говорил.
— Ну, и как они боролись? — спросил Мик.
— Для этого они шли в горы, — последовал ответ.
Вацлав приоткрыл глаза. Лица, склонившиеся над ним, выглядели измученными и больными. Ему стало жалко этих ни в чем не повинных иностранцев. Они заслуживали того, чтобы знать истину.
— Они бились, как великаны, проговорил он. — Их строили из собственных тел, понимаете? Корпуса, мускулы кости, глаза, нос, зубы, — все делалось из мужчин и женщин.
— Он бредит, — сказал Джуд.
— Ступайте в горы, — повторил мужчина, — и увидите, это правда.
— Даже предполагая… — начал Мик.
Вацлав нетерпеливо прервал его.
— Многие века мы учились по-настоящему играть в великанов. С годами они становились все больше и больше. Каждый новый всегда превосходил своего предшественника. Его строили с помощью канатов и подпорок… В желудке была пища… испражнения выводились через специальные трубы… Самых зорких усаживали в его глаза, самых громогласных — в гортань. Вы не поверите, с каким техническим совершенством все это делалось.
— Не поверим, — вставая, сказал Джуд.
— Это образ нашей общины, — почти шепотом проговорил Вацлав. — И форма нашей жизни.
Наступило молчание. Над горными склонами медленно плыли белые облака. Дорога постепенно погружалась во мрак.
— Чудо, — добавил он с таким выражением в голосе, будто в первый раз осознал неестественность происходившего. — Случилось чудо.
Этого было достаточно. Да. Этого было вполне достаточно.
Его глаза снова закрылись, морщины на лице разгладились. Он умер.
Его смерть Мик прочувствовал острее; чем гибель тысяч людей, оставшихся позади; или лучше сказать, его смерть была ключом к боли, которую он испытал за всех них.
Он не мог решить, правду ли сказал этот человек. Его разум не знал, что делать с услышанным. Он только ощущал свою беспомощность и какую-то тоскливую жалость к самому себе.
Они стояли на дороге, молча глядя на загадочные и мрачные очертания гор.
Наступили сумерки.
Пополак уже не мог идти дальше. Каждый его мускул изнемогал от усталости. То и дело в глубине его исполинского тела кто-нибудь умирал; однако город не горевал из-за своих отмирающих клеток. Если мертвые находились вблизи наружного слоя, то их отвязывали и сбрасывали на землю.
Великан не был способен испытывать жалость. Он знал только одну цель и собирался идти к ней, пока были силы.