Вот и сейчас подъехавшего Дерри Брюера барон встретил улыбкой.
– А они вполне ничего, милорд, эти ваши удальцы, – похвалил Дерри, спешиваясь. – Я такой уймы народа не видел с самой Франции. Мне сказали, посланное королевой оружие и кольчуги до вас уже дошли. Вы довольны?
– Нет, – ответил Одли. – Доволен я буду лишь тогда, когда увижу на земле голову Солсбери. – Он сознавал, что многие вокруг его слышат, а потому возвысил голос еще сильней: – Это войско будет стоять прочно! Нас здесь втрое больше, чем тех, кто идет с Солсбери, и он не знает, что ждет его на пути! А за этих людей я готов поручиться самой своей жизнью!
Те, кто слышал седобородого вояку, задорно улыбались и спешили передать его слова дальше, тем, кто стоял дальше.
– На самом деле я бы с бо́льшим удовольствием повел этих людей на Ладлоу, против самого Йорка, – уже гораздо тише добавил барон и поднял руку, пресекая возможные возражения со стороны Дерри: – Да, понимаю, разумнее всего перешибить хребет Солсбери, покуда он не сомкнулся с Йорком и Уориком. Это обыкновенный здравый смысл. И все равно я ропщу. Ведь именно Йорк являет собой прямую угрозу моему королю. Именно его хотели бы видеть на троне изменники вместо того, кто занимает престол по праву. Он и есть тот, кто возглавляет мятеж, и все эти четыре года я ждал, чтобы наконец увидеть его побежденным, низринутым и лишенным всех прав и состояния.
Кого-нибудь другого из командиров Дерри мог свойски хлопнуть по плечу, но только не Одли – старый служака не терпел никакой фамильярности. Так что Дерри ограничился наклоном головы:
– И вы этого дождетесь, милорд, несомненно дождетесь. Как только разобьем Солсбери, мы можем махнуть на юг и соединиться с поборниками короля. До конца года заноза будет вырвана.
– Я бы воздержался от такой поспешности, мастер Брюер, – неодобрительно покачал головой барон. – Это не развеселая прогулка и не охота в лесу на оленей. Люди Солсбери имеют хорошую выучку и прекрасно вооружены. Не будь у нас такого численного перевеса, уверенности я бы не чувствовал.
– Однако перевес у вас есть. И уверенность тоже, – сказал Дерри и подмигнул, на что старик лишь хмыкнул.
– Н-да. Ладно, увидим. Добраться до Ладлоу, минуя нас, Солсбери не может. Вместе с тем, Брюер, этот человек очень хитер. Я видел его работу на севере и могу сказать: такого не облапошишь. Я давно взял себе за правило: никогда не считай захваченные знамена, пока битва не выиграна. Это все, что я могу вам сказать.
Пока они разговаривали, армия поборников королевы под крики капитанов и сержантов выстраивалась в три большие группы. Одли опытным глазом подмечал, что построение все еще неровное; многие новобранцы пока не усвоили своих мест в строю, за что получали от своих командиров сердитые тычки. Тем не менее скопившаяся у Блор-Хита силища была хорошо накормлена и уверена в себе, а девять тысяч крепких молодых парней могли с гордостью сказать, что присягнули на верность самой королеве. Поначалу их пыл даже удивлял Дерри Брюера. Два разных знака – серебристый Лебедь и Газель – были введены в обиход для того, чтобы разделять две армии, держа их порознь. Не так-то просто размежевывать посреди кампании две великие силы, а между тем для войны требовались быстрые передвижения и реагирование. Надо сказать, что знаки – особенно Лебедя – были в большом фаворе и носились с гордостью. Молодым селянам и горожанам Англии очень импонировало сражаться именно за страждущую королеву; ее беды и чаяния они воспринимали чуть ли не как свои собственные. Дерри был вынужден отказывать целым сотням желающих, вручая им вместо Лебедей королевы Газели короля.