Но те, к его бессильной ярости, ничего не могли сделать. Кто-то из людей уже скатывался с гребня холма, мчась на ту сторону реки. Одли чертыхнулся, осипшим от крика голосом повторяя приказ стоять на месте.
Но людская лавина уже хлынула вниз, с безумным ором и блеском радостно-бешеных глаз.
– Черт побери! – рявкнул Одли. – Коня мне, живо!
Людской напор чуть не опрокинул его самого. И без того неровное построение превратилось в беснующуюся толпу, в своей жажде преследовать врага лишая себя всякого преимущества, которое давала местность. Одли ярился на тупую беспечность этого сброда, но поделать ничего было нельзя. Он располагал девятью тысячами против вражьих трех, но закаленные ратники Солсбери запросто могли посечь этих крикунов. Усаживаясь на коня, барон видел, как первые из его дуралеев уже кидаются в реку и барахтаются там, вздымая фонтаны брызг.
А впереди, на обрыве уже останавливалось воинство Солсбери, перестраиваясь в боевой порядок. У Одли тревожно замерло сердце: по беззвучной команде вражья рать сплоченно двинулась навстречу его толпе, все еще сыплющейся с берега в воду, кишащую теми, кто туда уже спрыгнул.
Одним своим безумным порывом поборники сдали все свои преимущества, кроме одного. Они все еще превосходили врага численностью, но на них, уже подуставших, сверху вниз напирала рать Солсбери.
Одли бросил коня вниз по склону и, подлетев к реке, врезался в воду на опасной скорости. Здесь он, сбавляя ход из-за течения, снова рявкнул поборникам остановиться, но его мало кто расслышал. Река оказалась шире и глубже, чем можно было подумать, и люди барахтались, выбиваясь из сил, а сзади их давили товарищи. Сотни дрожали в студеной воде, крича передним двигаться, чтобы как-то отсюда вылезти.
И вот спереди ударил передний ряд Солсбери – частокол топоров и мечей из-за стены щитов. С флангов виднелись конные построения, ждущие схватки с конницей поборников. К реке они подтягивались неспешно и, судя по всему, обладали боевым опытом: жажда гонки на них не действовала. Приходилось до срока втягивать в бой свою кавалерию – будь проклято тупоумие этих молодых торопыг. Вот уж действительно, простота хуже воровства. Одли подхватил болтающийся у колена рог и протрубил двойной сигнал к атаке. Это, как ни странно, отрезвило и его пехотинцев, которые, озираясь, будто лишь сейчас заметили своего полководца.
Шаг за шагом рать Солсбери продвигалась вперед. Берег реки был в их распоряжении, а всякий, кто на него влезал, безжалостно срубался. Какое-то время резня шла хлопотливо, почти без возгласов. Постепенно страх начинал пробирать поборников, видящих перед собой только смерть, беспросветную и безысходную. Тысячи их все еще стояли сухими, неспособные в такой толпе даже пробраться к реке. Одли протолкнулся сквозь них на коне и собрал десяток капитанов с четырьмя-пятью сотнями человек, которым хватало благоразумия стоять и держаться, пока остальные перли из реки на берег. Солсбери видел опасность: слышно было, как над пустошью гудят его рога. Его люди ужесточали натиск, а лучники с флангов обстреливали поборников так густо, что речка начинала уже краснеть от крови павших.