О том, чтобы вести за собой народ, не было и речи. Толпа сама знала, где находится королевский гарнизон, и текла к Тауэру вместе с армией Уорика, маня ее за собой. В толпе сновали женщины и дети, и темп движения ежеминутно нарастал, пока Уорик со своим отцом не обнаружили, что, стремясь удержать в поле зрения Эдуарда, скачут едва ли не рысью. По обе стороны от юного графа трусцой бежали Роберт Далтон и дюжий Джеймсон, высматривая возможную опасность. Что до Эдуарда, то он ехал, самозабвенно упиваясь зрелищем неистовства людского водоворота.
Парламент не созывался вот уже более трех лет. Далеко за спиной стоял запертым Вестминстерский дворец – отсыревший, не обогреваемый ни огнем каминов, ни людским словом. Уорик знал, что король Генрих прячется в Кенилуорте, но как все это время без бьющегося пульса правления живет целая страна, он не ведал. Похоже, чиновники короля, оставленные блюсти законы на свое усмотрение, вконец ожесточились. Всюду чувствовался бездумный гнев, и Уорика начало пробирать сомнение, может ли он вовсе управляться с тем, что начал. Когда в Лондон вошел Кейд, жители столицы хотя бы запирались у себя в домах. Теперь же они сами возглавляли шествие к восстанию.
Толпа все росла и росла, заполняя собой каждую окольную дорогу, каждый внутренний двор и проулок фигурами, рвущимися к Тауэру и ненавистному королевскому гарнизону. Здесь возле стен все было вымощено плитняком, по которому Уорик узнал место побоища еще прежде, чем его сюда вынесла толпа. Она гневно раскачивалась и ревела, уставившись вверх, на зубчатые бастионы Тауэра, и на кентцев глядела словно в ожидании, что те сейчас подберутся к воротной башне и ее сметут.
Уорик возле отца натянул поводья, создавая пятачок спокойствия в людском бурлении, пока их самих не прибило к башне. Но и при этом их боевые кони тревожно переступали и шарахались, пугаясь шума и давки.
Солсбери оглядывал верхотуру наружных стен, сузив глаза при виде темных фигур и столбиков дыма. Черные дула орудий были уставлены сверху в толпу. Вместе с тем людской поток все продолжал прибывать, скапливаясь в пестрой неразберихе и заполняя пространство так, что уже сложно было пролезть.
– Ты видишь пушки? – указывая рукой, прокричал Солсбери сыну.
Уорик кивнул: голосом шум было не перебороть. Кое-кто из его капитанов в общем хаосе, чтобы протолкнуться, плашмя лупил народ ножнами мечей, чтоб хотя бы самим удержаться на месте. Лица у них раскраснелись, а голоса от крика осипли.
– Дать люду Лондона топоры! – рявкнул Солсбери во весь голос. Кто-то в толпе расслышал и возрадовался. – Пусть прорубят себе путь в ворота башни!