– Ступай, и да пребудет с тобой Господь, – благословил Солсбери, переводя взгляд с сына на Эдуарда Марча.
Откровенно говоря, для старика было облегчением остаться здесь, в столице, нежели скрипеть своими старыми костями еще восемьдесят или девяносто миль до Ковентри.
– Оставь мне несколько сотен солдат, и я пригляжу за толпой, хотя, думаю, гнев ее будет выгорать еще долго, как та адская смесь. Христовы стопы, никогда не думал, чтобы та пакость будет использована против моих людей. Ну да кто-то за это поплатится.
Солсбери напутственно махнул рукой, и его сын вместе с сыном Йорка помчались во главе двух дюжин своих людей. Уорик уже подносил к губам рог, чтобы протрубить сбор. Понятное дело, привести в божий вид кентских молодцов, а затем еще отправить их дорогой на север, у сына получится вовсе не сразу, размышлял отец. Своим сыном он обоснованно гордился. Во всем этом хаосе он не утратил видения пути. И при всех пережитых ужасах Лондон был для него всего лишь шагом, началом.
Уже смеркалось, когда Уорик и Марч вновь собрали свое войско на северной стороне городских стен. За те часы, что угасал день, в людях восстановилось что-то похожее на спокойствие, хотя из кентцев многие успели накачаться элем, а другие провоняли дымом и стояли в некоем ступоре от того, что им нынче пришлось испытать.
Капитаны хлопотали, собирая людей; кое-кому пришлось влепить не по одной затрещине, прежде чем они согласились покинуть город. Насилие над невинными, что было пережито, заставляло людей бесслезно плакать от жажды мести. В той толпе возле Тауэра в давке и от адской смеси были затоптаны и сгорели заживо женщины и дети, и в ответ на это хотелось крови. Перед угрюмым сборищем ратников Уорик произнес речь, напомнив, что скоро им предстоит нанести удар самому главному деспоту и притеснителю – королю. На большинство это подействовало: видно было, как люди сжимают рукояти топоров, живо представляя, как они пускают их в ход в отплату за перенесенное ныне. Не приходилось сомневаться и в решимости кентцев, пугающей в своей истовости.
К этой поре над Лондоном перезвоном зашлись колокола, их возглавлял приглушенный медный бархат Старого Эдварда на Вестминстерском дворце, в миле отсюда. В сгустившемся сумраке тревожной прелью пахнуло от берегов Темзы, овеявшей своим бодрящим духом десяток тысяч человек. Впереди стелилась дорога, всё добротные римские камни. Неплохо бы, конечно, прихватить с собой и лондонские пушки, но возиться с этими неуклюжими колодинами просто нет времени: отстанут в пути. Сейчас ключ ко всему – это скорость. В конюшне у городской стены люди Уорика нашли двух тягловых лошадей. Животные всхрапывали и тревожно ржали, весу одетых в сталь седоков радуясь еще меньше, чем привычному бремени возов.