– Да.
– Так вот, у израильских солдат есть по одному распознавательному знаку на шее и в сапогах. Если во время сражения тело разорвет на куски, его можно будет идентифицировать. Это еврейский обычай, поэтому, делается все возможное, чтобы узнать, что произошло с нашим солдатом и смочь захоронить все его останки.
Ничего себе. Эта тема слишком грустная, чтобы о ней думать.
– Что они делают? – спрашиваю я, наблюдая, как солдаты собираются вместе и что–то читают на иврите.
– Они клянутся, что не допустят вновь падение Масада, – объясняет Морон. – Для еврейского народа это духовное место.
Утес, до которого я дотронулась, будто бы обжег меня. Я отошла.
– Ох, Боже мой.
– Что такое? – обеспокоенно спросил Эйви.
– Ничего, – я не хочу признаваться, что Масада и для меня душевное место. В первый раз, с момента моего приезда в Израиль, я понимаю, почему я здесь и это меня пугает.
Я вспомнила слова Софии:
«Быть евреем – это больше в твоем сердце, нежели в уме. Религия – это личное. Она всегда будет с тобой, когда ты захочешь к ней обратиться или будешь в ней нуждаться. Ты можешь принять ее…»
Возможно, мое прошлое неясно и мрачно, но мое будущее будет светлым благодаря этому ужасному, но в тоже время замечательному путешествию и этой разнообразной земле. Несомненно, одна часть нее – часть меня.
Смотря вниз с горы, я пытаюсь понять, что евреи… мои предки… чувствовали рядом с могущественными римскими солдатами, оккупирующими подножье горы. Эта страна была зоной военных действий с начала веков.
Почему двадцать первый век должен отличаться от первого?
Иногда наши враги – это наши самые близкие друзья
– Куда ты меня ведешь? – спросила я Эйви.
Пока все остальные завтракали в наш последний день на юге Израиля, Эйви взял в отеле напрокат машину и пригласил меня прокатиться. Я очень нервничаю, ведь он не сказал, куда мы едем.
– Встретимся с одним другом.
Пока мы едем по засушливо–грязной дороге, он наблюдает за мной загадочными карими глазами.
– Ты боишься?
– А должна?
– Нет. Со мной ты никогда не должна бояться.
Боже, большую часть времени рядом с ним я боюсь. В основном я боюсь своих собственных чувств, ведь когда он рядом, я не могу их контролировать.
Положив руки на колени, я смотрю на красивый пейзаж. Кто бы мог подумать, что пустынно–каменный пейзаж может быть таким красивым и так сильно отличаться от зеленых гор Мошава.
Мы слушаем по радио израильскую музыку, но мне нужно куда–нибудь выплеснуть мое нервное возбуждение. Я начинаю делать свои ягодичные упражнения. Сжать. Расслабить. Сжать. Расслабить.