Он повернул обратно и стал подниматься по скальным ступеням. Затем внезапно остановился. Прямо перед ним в темном проходе калитки неподвижно застыли, угрюмо уставившись на него, две огромные волчьи морды. В прихожей послышались голоса. Один из псов предупреждающе зарычал и показал клыки.
— Тристан!
В проеме калитки появился мистер Кварендон, а за ним — сэр Гарольд Эддингтон.
— Тристан, что это значит?
Толстяк-издатель даже не повысил голос, но оба пса попятились, опустив головы и поджав хвосты.
— Я, кажется, не ослышался. Он ведь зарычал на вас, верно? — спросил Кварендон. — Этого с ними никогда не случается. Возможно, их вывели из равновесия воздушное путешествие и новое место? Но это не оправдание. Тристан, устыдись! Если мы начнем кусать наших лучших авторов, далеко не уедем. Стыдись, кому говорю!
Пес лег и опустил голову на вытянутые передние лапы, отводя глаза, как человек, уличенный в недостойном поступке.
— Встань! — спокойно сказал мистер Кварендон.
Тристан встал.
— Пошли!
Псы сбежали вниз и остановились у входа на дамбу.
— Еще раз прошу прощения, мистер Алекс, — скромно сказал мистер Кварендон.
— Действительно, безобразие! — Джо покачал головой. — Впрочем, если даже они и сожрут всех ваших авторов, у вас в запасе есть другая профессия, очень похожая… дрессировка диких бестий.
Он глянул вверх.
— Я иду обозреть местность с высоты этой башни. Туда можно подняться?
— Конечно! — ответил мистер Кварендон. — Весь замок в распоряжении наших гостей! Но дорогу вам придется искать самому, потому что я не помню, каким образом туда входят.
— Попытаюсь.
Джо улыбнулся и вошел в прихожую. Некоторое время он стоял, озираясь. И вдруг, без всякой видимой причины подумал о сэре Гарольде Эддингтоне. Ведь он даже не взглянул на собак, не слышал того, что говорил Кварендон, не слышал ответов Алекса. Он смотрел неподвижными, невидящими глазами на далекие холмы. И в вертолете он, кажется, не произнес ни слова, да и за завтраком тоже. Джо пожал плечами. Может, он просто самодовольный государственный чиновник, который забрался на самые высоты иерархии и таким способом утверждает свое достоинство? Или страдает какой-нибудь скрытой, тяжелой болезнью, которая лишает его радости жизни? А быть может, он вообще таким родился? Алекс покачал головой. Все это было возможно, но он не мог избавиться от назойливого, бессмысленного впечатления, что в чертах сэра Гарольда Эддингтона крылось нечто, что он уже много раз видел, чувство, которое люди обычно стараются скрыть под маской мнимого равнодушия, — страх. Он осмотрелся.