— Хватайте государевых ослушников!
Двое стрельцов осторожно уточнили:
— Дык они же покойниками объявлены. Чё ж теперь, и Ягу на свободу выпускать?
— Взять их, дурачьё, а уж в пыточной разберёмся, кто покойник, а кто виноватый!
— Эй, парень, — повысил я голос, попытавшись выглядеть как можно строже во всё ещё мокром мундире, — я Ивашов Никита Иванович, сыскной воевода, начальник Лукошкинского отделения милиции! И если меня сию же минуту не проводят к государю…
— Хватит! — заорал молодой боярин, первым выхватывая дамасскую сабельку и бросаясь на нас.
Более опытные в этом деле стрельцы, наоборот, отступили на шаг назад. Парнишка драчливым петухом налетел на меня, взмахнул клинком и… был отправлен по параболе за ближайший забор одним движением рогатой головы нашей спутницы.
— Упаси господь с милицией связываться и коровой ейной, — в едином порыве перекрестились стрельцы.
— Минуточку, граждане. Не соблаговолите ли объяснить мне, что происходит?
— Дык… мы-то люди подневольные, — виновато поклонился самый старший. — Нам ничего не ведомо. А тока как ты с парнем своим в колодце самоутопился, дык на другой день всё вперекосяк пошло. Царь пропал, в Лукошкине всем бояре хороводят, Ягу твою в тюрьму посадили, милицейскую сотню пешим строем на границу отправили, а всем законом теперь дьяк Груздев ведает. Как его левая пятка захочет, так и будет…
— Сколько нас не было?
— Почитай трое суточек.
«Охренеть…» — попытался произнести я.
Из горла вылетел неопределённый жалкий писк. Я вздрогнул, поняв, что от шока потерял голос. Вот только этого ещё и не хватало для полного счастья…
Митя громко хлопнул себя ладонью по лбу, дождался, пока стихнет эхо, и выдал полноценную порцию новых матерных прилагательных на тему нашего недавнего перелёта.
Стрельцы мотали на ус, корове тоже понравилось. Однако ведь вроде по прошлым условиям считалось, что Горох обычно даёт нам три дня на любые расследования, как и положено в русских сказках. Бывает, мы укладываемся быстрее, бывает — наоборот.
Но тогда, конечно, следуют всякие объяснения, согласования, взаимные уступки, новые договорённости, и государь сам держит руку на пульсе следствия. Иногда мы даже позволяли ему лично участвовать в погоне при задержании. И что с ним творится сейчас, когда за трое суток он не имел никакой информации о планах опергруппы, о деталях расследования, можно только гадать.
А уж что ему напела в уши за все эти дни добросердечная боярская дума, даже представлять не хочется…
— В царский терем тебе ходу нет, участковый, — невесело подтвердил старший. — Схоронился бы ты от беды, а там, глядишь, утро вечера мудренее.