надел на себя его личину. Говорят, что сам Зеленый Хызр ходит среди Сорокá, но когда он решает спасти кого-нибудь, то разрывает круг и показывается уже один, ибо как
эрмиш он должен повиноваться правилам Сорокá, а как праведник – этими постановлениями не скован.
Говорят, что Кырклар странствуют по миру всегда и везде, – но временами и местами это случается чаще. Причем якобы именно здесь сейчас такое время и место. Впрочем, такое о любом времени и месте говорят.
Говорят, что…
– Отчего бы им и не войти в наше число, не избавиться от тягостей жизни, – говорит благообразный старик в изумрудном халате и такого же цвета чалме. Он стоит на спине золотистой рыбы, которая, медленно шевеля плавниками, плывет, оставаясь при этом на месте, прямо в воздухе, в двух пядях над землей. – Ведь их цель – найти себе смерть, да не простую, а страшнее страшной. Так даруем же вместо этого им покой. Прямо сейчас.
– Сейчас – рано, – возражает кто-то, чье лицо нельзя различить. – Одну ведет то, что она считает долгом, другую – долг перед первой. Не сплести эти пряди в одну косу, не покрыть птичьим пером.
С его руки срывается капля крови, падает на лицо Джанбал. Прямо на верхнюю губу.
– Оперение голубицы покроет что угодно, – качает головой старик.
– Не воспетое поэтом есть ли что-то во вселенной? – нараспев произносит странный молодой человек: в руке у него тростниковое перо-калам, правое плечо много ниже левого и даже обширный балахон, скрывающий тщедушную фигуру, не мешает видеть, что юноша горбат. – Что-то было, что-то стало, что-то сбудется потом. О моей тоске поведай – плачь, янтарь, слезой забвенья! Горе тем, кто станет камнем, позабыв, кем раньше был…
Невозможно понять, поддержал ли он старика или человека с окровавленной рукой.
– Да, – говорит, шагнув из ниоткуда в круг света над костром, мальчик лет тринадцати, и Айше всем телом вздрагивает, слыша его слова и видя его сквозь сон, сквозь этот странный сон. – Здесь соскучиться по кому-либо из родных нельзя, – но я уже соскучился.
– Нет, – коротко говорит еще один, взрослый мужчина в кольчуге поверх кафтана, с саблей на боку. И больше не произносит ни слова.
(Лицо его, смуглое, горбоносое, Джанбал почти незнакомо, она с огромным трудом вспоминает: видела этого человека лишь раз в жизни. Затем приходит понимание: видела дважды, но второй раз не рассмотрела сквозь ночную тьму, зато придумала ему целую жизнь. Стражник со стены дворца-крепости.
«Бали-бей!» – сквозь все тот же сон изумляется Айше. Это же Бали-бей! То есть зовут его как-то иначе, но он из рода Малкоч-оглу, а это род разветвленный, есть в нем видный вельможа Бали-бей, что несет службу при особе султана, ну вот и этого стражника прозвали так…