Каждый суслик и каждая белка понимали, о чем она поет, и бежали следом, ловя отголоски веселых ноток — Тина пела на зверином языке. Апельсинка тоже увязывалась за Тиной. Пина, заметив, что общество сестрицы нравится ее попугаихе больше, была очень раздосадована, но сделала благородный жест и подарила Апельсинку сестре, взамен погибшей канарейки Кены.
Все складывалось отлично. Звериная почта работала слаженно, папаша Уткинс не болел, а главное, она была с Олли. Вчера он так нежно ее целовал! Тина зажмурилась, вспоминая сладостные минуты, проведенные вдвоем у водопадика. Ах, что может быть слаще поцелуя любимого!
В этот раз фея-почтмейстер несла в крепость сразу несколько донесений. Птицы и звери сообщали об изменениях в природе, об отступающей потихоньку воде, доставляли послания от скотоводов с дальних пастбищ, от гномов, нашедших в горах очередную жилу.
Даже выдры-подружки появились этим утром с докладом об установлении связи с морским побережьем. Там всем заправлял их дядя — старый выдрак с обширными связями в зверином мире, большой любитель устриц.
— Дядя все знает, точно-точно-с, — сходу затараторили они. — Он дельфов найдет обязательно-с, и не сомневайтесь. Только спрашивает, какое жалованье-с ему положат-с.
— А устрицами можно? — спросила Тина.
Выдры вытаращили усы и закивали:
— Только устрицами, конечно-с, а то не согласится, точно-точно-с. Дядя — гурман!
— Ну, тогда передайте, что дельфы его обеспечат нужным количеством. У нас с ними договор.
Выдры верноподданнически смотрели в глаза.
— Ну а вам за старания рыбки подкину сверх пайка. Вечером.
Подружки закланялись.
— Мы придем обязательно-с, точно-точно-с, только вы дома будьте-с.
* * *
В крепости у архивариуса Клюкла был специальный журнал, куда златовласка заносила все известия. Если передавалась письменная корреспонденция, то ее сначала полагалось штамповать печатью хойбилонского магистрата, а затем вручать адресату.
Тине жутко не нравилось общаться с занудливым пьяницей Клюклом. Если в журнал она все могла занести сама, то поставить печать без архивариуса не получалось. Печать была там же, где и Клюкл, то есть, у него на шее. А где в данный момент находился крючкотвор, всегда являлось загадкой. Вот и приходилось бегать по всей округе в поисках архивариуса и вытаскивать его из разных укромных мест. А мест было много.
В этот раз архивариус зачем-то торчал на кухне. Если он куда-то заходил, то любой, не разговаривая, лез за бутылкой. Так было проще отвязаться. Но у гарнизонного повара, несмотря на честно выполненный ритуал, отвязаться не получилось. Клюкл впился в него как клещ.