Браун намеревался выиграть время, водя за нос дипломата Кассима. Он невольно думал, что хорошее дело можно обделать, лишь работая совместно с тем белым. Он не мог себе представить, чтобы такой парень (несомненно, чертовски сообразительный, раз ему удалось подчинить всех туземцев) отказался от помощи, которая уничтожила бы необходимость медленного, осторожного и рискованного шантажа – единственно возможной линии поведения для человека, действующего без помощников. Он – Браун – предложит ему свою поддержку. Ни один человек не станет колебаться. Все дело в том, чтобы друг друга понять. Конечно, они поделят добычу. Мысль о том, что у него под рукой есть форт – настоящий форт с артиллерией (это он узнал от Корнелиуса), – приводила его в волнение. Только бы туда попасть, а тогда… Он предложит самые умеренные требования. Но и не слишком скромные. Парень был, видимо, не дурак. Они будут работать как братья, пока… пока не придет время для ссоры и выстрела, который покончит все счеты. С мрачным нетерпением ожидая поживы, он хотел немедленно переговорить с этим человеком. Страна, казалось, была уже в его руках, – он мог растерзать ее, выжать все соки и отшвырнуть. Тем временем следовало дурачить Кассима, – во-первых, для того, чтобы получать провизию, а во-вторых, чтобы обеспечить себе на худой конец поддержку. Но главное – получать каждый день провиант. Кроме того, он не прочь был начать сражение, поддерживая раджу, и проучить народ, встретивший его выстрелами. Жажда битвы овладела им.
Жаль, что я не могу передать вам эту часть истории (которую я слышал от Брауна) его же собственными словами. В прерывистых, страстных речах этого человека, вскрывшего передо мной свои мысли, когда рука смерти сдавила ему горло, сквозила ничем не прикрытая жестокость, странная мстительная злоба к своему прошлому и слепая вера в правоту своей воли, восставшей против всего человечества. Подобное чувство руководит главарем шайки головорезов, который с гордостью называет себя бичом божиим. Несомненно, заложенная в нем безрассудная жестокость разгоралась от неудач, недавних лишений и того отчаянного положения, в каком он очутился; но замечательнее всего то, что, размышляя о предательском союзе, порешив мысленно судьбу белого человека и дерзко интригуя с Кассимом, он в действительности желал – едва ли не вопреки самому себе – разрушить этот город джунглей, который его оттолкнул, хотел усеять его трупами, окутать пламенем.