Две военные лодки буги лежали на якоре посреди течения, чтобы защищать реку; нить дыма поднималась над носом каждой лодки. Люди варили рис на обед, когда Джим после беседы с Брауном и Дорамином переправился через реку и вошел в ворота своего форта. Народ толпился вокруг него, так что он едва мог пробраться к дому. Они не видели его раньше, так как, вернувшись ночью, он обменялся лишь несколькими словами с девушкой, которая для этого спустилась к пристани, а затем тотчас же отправился на другой берег, чтобы присоединиться к вождям и воинам. Народ кричал ему вслед приветствия. Какая-то старуха вызвала смех: грубо пробившись вперед, она ворчливо приказала ему следить за тем, чтобы ее два сына, находившиеся с Дорамином, не пострадали от рук разбойников. Стоявшие поблизости пытались ее оттащить, но она вырывалась и кричала:
– Пустите меня! Что это такое? Этот смех непристоен. Разве они не жестокие кровожадные разбойники, живущие убийствами?
– Оставьте ее в покое, – сказал Джим, а когда все стихло, медленно произнес: – Все будут целы и невредимы.
Он вошел в дом раньше, чем замер вздох и громкий шепот одобрения.
Несомненно, он твердо решил открыть Брауну свободный путь к морю. Его судьба, восстав, распоряжалась им. Впервые приходилось ему утверждать свою волю вопреки открытой оппозиции.
– Много было разговоров, и сначала мой господин молчал, – сказал Тамб Итам. – Спустилась тьма, и тогда я зажег свечи на длинном столе. Старшины сидели по обе стороны, а леди стояла по правую руку моего господина.
Когда он начал говорить, непривычные препятствия, казалось, только укрепили его решение. Белые люди ждут теперь на холме его ответа. Их вождь говорил с ним на языке его родного народа, выяснив много таких вопросов, какие трудно объяснить на каком бы то ни было другом языке. Они – скитальцы; страдание ослепило их, и они перестали видеть разницу между добром и злом. Правда, что несколько жизней уже потеряно, – но зачем терять еще? Он объявил своим слушателям, представителям народа, что их благополучие – его благополучие, их потери – его потери, их скорбь – его скорбь. Он оглядел серьезные внимательные лица и попросил припомнить, как они бок о бок сражались и работали. Они знали его храбрость… Тут топот прервал его… Знали, что он никогда их не обманывал. Много лет они прожили вместе. Он любил страну и народ великой любовью. Он готов был жизнью заплатить, если их постигнет беда, когда они разрешат белым бородатым людям удалиться. Это – злые люди, но и судьба их была злая. Разве он давал им когда-нибудь дурной совет? Разве его слова приносили страдания народу? Он верил, что лучше всего – отпустить этих белых и их спутников, не отнимая у них жизни. Дар невеликий.