Клянусь Юпитером! Несмотря на мои глупые размышления об эшафоте и падающих головах, уверяю вас, это было несравненно хуже, чем гильотинирование. Нависло тяжелое предчувствие конца без надежды на отдых и покой, какого ждешь за взмахом топора. В этой процедуре была холодная мстительность смертного приговора и жестокость изгнания. Вот как смотрел я на нее в то утро, и даже теперь я замечаю несомненный проблеск истины в таком отношении к этой процедуре. Можете себе представить, как остро воспринимал я ее в то время. Быть может, потому-то я и не мог примириться с неизбежным концом. Об этом деле я никогда не забывал, всегда жадно о нем размышляя, словно оценка его еще не была дана – оценка отдельных людей и всего человечества! Этого француза, например. Приговор его страны был вынесен в бесстрастной и строго определенной фразе, какую могла бы произнести машина, если бы умела говорить. Лицо председателя было наполовину скрыто бумагой; виднелся его лоб, белый, как алебастр.
Перед судом стояло несколько вопросов. Прежде всего – было ли судно пригодно к плаванию во всех отношениях? На это суд ответил: нет. Помню следующий вопрос: управляли ли судном надлежащим образом до момента катастрофы? На это они ответили «да» – одному богу известно почему, – а затем заявили, что нет данных точно установить причину аварии. Должно быть, наткнулись на плавучее разбитое судно. Помню, около этого времени пропала без вести норвежская баржа с грузом строевого леса; такого рода судно в шквал легко могло опрокинуться и в течение многих месяцев плавать вверх дном – нечто вроде морского вампира, во мраке подстерегающего суда. Такие скитающиеся трупы часто встречаются в Северном Атлантическом океане, где вас преследуют все чудовища моря – туманы, ледяные горы, мертвые суда, одержимые злобными намерениями, и длительные зловещие бури, которые цепляются за судно как вампир, пока не иссякнут сила, мужество, даже надежда и человек не почувствует себя опустошенным.
Но в этих морях такое происшествие – редкость, и, казалось, всю эту историю специально подстроило злостное провидение; дело производило впечатление совершенно бесцельной чертовщины, если только провидение не поставило себе целью убить кочегара и навлечь на Джима беду похуже смерти.
Эти мысли отвлекли мое внимание, и некоторое время я лишь смутно слышал голос председателя, но затем звуки стали складываться в отчетливые слова.
«…пренебрегли своим долгом», – читал он. Следующей фразы я не разобрал. «…покинули в минуту опасности доверенных им людей и имущество…» – продолжал он и замолк. Глаза бросили мрачный взгляд поверх листа бумаги. Я поспешно стал разыскивать Джима, словно ждал, что он исчезнет. Нет, он сидел на своем месте, неподвижный и очень внимательный.