Но где находилась эта планета? Никто, конечно, не успел хотя бы приблизительно определить ее координаты в пространстве. Единственное, что помнил Давид, — это надрывный рев тормозных реакторов и устрашающее видение стремительно надвигающегося неизвестного мира. А потом головокружительное падение на тускло освещенный грунт.
И удар. Страшный удар… И жуткое чувство, словно погружаешься в огненную реку.
Это был конец. Оглядевшись, Давид Маршал попробовал сосредоточиться и трезво, без эмоций оценить положение. Прежде всего надо было узнать, пригодна ли атмосфера планеты для дыхания. Но как он мог узнать это? Приборная панель, к которой сходились провода всех контрольных датчиков, превратилась в бесформенную массу вырванных из гнезд, разбросанных в немыслимом беспорядке и безнадежно изувеченных приборов.
Давид отвел взгляд и посмотрел в другую сторону. Что там было, за тридцатисантиметровой толщей брони? Азот? Метан? Окись углерода?
Он встал и медленно пошел, перешагивая через трупы. Откуда-то доносилось сиплое шипение вытекающего кислорода. Значит, где-то утечка. Скоро запасы кислорода кончатся и он умрет от удушья.
Нужно было добраться до кормового отсека, где хранились резервуары с кислородом. Может быть, ему повезет и он сумеет найти несколько запасных баллонов, уцелевших при катастрофе.
Он шел по узкому коридору вдоль борта корабля, превозмогая острую пульсирующую боль в голове, и когда, изрядно поработав локтями и руками, он разгреб обломки и смог, наконец, протиснуться в кормовой отсек, он увидел перед собой грузную фигуру Ваго Ваттама, второго радиста.
Это был венерианец — его крепкое мускулистое туловище с круглой и гладкой, как биллиардный шар, головой ни с чем невозможно было спутать. Сиреневые, глубоко посаженные глаза Ваго выражали отчаяние с той трогательной, пронизывающей душу непосредственностью и с той силой, с какой умели выражать свои чувства только венерианские гуманоиды.
Давид очень любил его. Это был уже не первый их совместный полет, и он всегда испытывал теплое искреннее расположение к этому простодушному преданному существу.
Ваго тоже повезло, он остался жив. Это немного ободрило Давида. Левая нога венерианца кровоточила, но, осмотрев рану, Давид убедился, что она нисколько не опасна для жизни.
— Ваго, надо выбираться отсюда.
— А где другие?
Погибли. Все погибли. Уцелели только мы с тобой.
Я готов выполнить любое ваше приказание, господин Маршал.
Надо срочно спасать кислородные баллоны.
На лице венерианца выразилось удивление.
Нет смысла. Здесь есть воздух.