Самообладание уже вернулось к Голевскому. Ну и потусторонняя субстанция, ну и нечистая. По крайней мере, она настроена миролюбиво к нему и не хочет причинить зла.
Энергетическая субстанция продолжала:
– Что я хотел сказать еще. Надоело мне, Александр Дмитриевич, скитаться по чужим телам. Не стал я властителем России, да и Бог с ним. Через сорок дней, если я не вселюсь в кого-нибудь, а я точно не вселюсь, надоели эти шестилетние страдания, я перейду на третью ступень бытия – небесную. Оттуда нельзя вернуться в земную жизнь. Это слой – это весь земной разум, история, все знания, прошлое, будущее. Там далее четвертый уровень – вселенский. Индусы называют эту энергию праной. От него питается все живое. Это положительная созидательная энергия. Это заблуждение, что смерть примиряет всех, здесь всем воздается по заслугам. Души с более сильной энергетикой уходят выше. Мы кирпичики вселенского разума – единая система. Мы – это Он, а Он – это мы.
– А как вы, Павел Иванович, покидали тело на время? Ведь кто-то из слуг мог посчитать, что вы умерли и запаниковать, вызвать лекаря.
– Я под страхом смерти приучил слуг и Макарова не входить ко мне, покамест не прозвенит колокольчик. На всякий случай запирался изнутри в своем кабинете: вдруг кто войдет, а я бездыханный лежу. В основном покидал свое тело ночью. Но вы, Голевский, своей неутомимой активностью и нечеловеческой неуязвимостью заставили меня даже днем покидать мое телесное пристанище. Тогда я выдумал для прислуги еще и послеобеденный сон.
– Ясно.
– Будете на том свете, Голевский, тоже привыкнете к мертвецам, как и я. А покамест желаю вам земного счастья, Александр. Как и Дарье Николаевне. Я полагаю, о нашем разговоре не следует распространяться: все равно никто вам не поверит. Пусть Бенкендорф думает о заговоре графа Дубова, а не о заговоре № 2 давно упокоенного Пестеля. Пускай этот «патриот России» вешает себе ордена на грудь. Но вам можно вешать, вы заслужили. Я умею достойно проигрывать. А теперь прощайте, Голевский! Я еще подумаю, уходить мне окончательно на следующий уровень или подождать… А пока о'ревуар, месье Голевский!
Голова покойницы, невольного медиума, безжизненно упала на подушку. Тело замерло…
Капитан вздрогнул. Из макушки умершей вдруг закурился серебристый дымок, завился красивой тонкой спиралью, поднялся вверх и превратился в серебристый шар. Он так ярко светил, что Голевский прикрыл глаза ладонью. Шар просверкал, просверкал какое-то мгновение – и исчез.
Когда Голевский вышел из спальни, на нем не было лица. На голове прибавилось седых волос. Его трясло. Присутствующие в доме решили, что он потрясен смертью Веры. Он их не стал разуверять. …Дух Павла Ивановича с насмешкой наблюдал за Голевским с высоты своего неземного полета.