Так что Александр с 1816 года почти безвылазно жил у тетки в Петербурге. Особняк с мезонином стал для него почти родным. Варвара Аркадьевна по обыкновению летом уезжала в свое тульское имение и возвращалась в столицу лишь под Рождество, с вереницей саней, где было мясо домашней скотины и птицы, бочки с солениями, запасы меда, свежемороженой ягоды, масла, сыра, сметаны, творога. В свое отсутствие тетка предоставляла возможность любимому племяннику похозяйничать в доме. Ее родной сын Андрей женился и уехал в Казань служить чиновником по особым поручениям у местного губернатора. Он редко приезжал в Петербург, только по каким-нибудь делам…
После ужина Александр прилег на софу в гостиной.
Мысли Голевского снова вернулись к Даше.
«Как бы мне ее снова повидать? А может, написать ей письмо? Или лучше обожать мой предмет страсти на расстоянии? Говорят, платоническая любовь во много крат сильнее физической. Напишу ей послание в стихах и подпишусь таинственными инициалами. Пусть гадает, кто сочинил. А там поглядим, промелькнет ли искоркой ее страсть, или возгорится в душе большое пламя? Эх, отвлечься мне надобно. Почитать, что ли, на сон грядущий великого Шиллера? Или как? Все же почитаем».
– Эй, Игнат, – позвал старика Голевский. – Принеси-ка мне, голубчик, книжку в коричневом переплете. Она лежит в моем кабинете на столике. Так вот, не закрывай ее. Понял, братец? Хорошо понял?
Слуга закивал.
– Будет сделано, барин. Не сомневайтесь.
Расторопный слуга умчался и вскоре принес требуемую книгу. Капитан взглянул на нее… Так и есть, открыта на любимой странице. Попробовал почитать. Ничего из этой затеи не получилось. Мысли мешали сосредоточиться. Все грезилась Даша.
* * *
Александр Дмитриевич ворочался, пытался снова заснуть, но сон упрямо не шел к нему.
…Уже рассветало, и капитан не стал зажигать свечу. Отдернул портьеру, слабый свет упал на стол – вполне сойдет. Нетерпеливое перо поспешно вывело на чистом листе черные буквы: «Из Шекспира. Посвящено Д***». Появились и первые строки:
Глаза моей любви на солнце не похожи.
Коралл затмил бы чудные уста…
…Когда Голевский отложил перо, наступило утро. Вдруг дверной колокольчик требовательно зазвенел, и капитан отложил перо.
– Кого же это принесло в такую рань? – удивился Голевский.
Игнат пожал плечами.
– Не могу знать, барин.
– Так пойди, открой.
– Сию минуту.
Игнат быстро исчез и вскоре появился на пороге кабинета. Доложил:
– Барин, к вам гости пожаловали, какой-то офицер.
– Офицер. А как он представился?
– Представился, представился, барин. Поручик Снетков, кажись.