Книга 2. Крушение (Еленин) - страница 29
— Болван! Знаешь, кто я!
— Так то-ч-с! Ваш-ссо-ч-ство — генерал-лейтенант Кутепов!
— Повесить тебя, что ли? — генерал «отходил», удивляясь обращению к нему солдата, как к члену императорской семьи. — Старый солдат, а вид, форма! Позор!
— Виноват, ваш-с-тво!
— Получай двадцать суток и докладывай командиру.
— Благодарю!
— За что, скотина?! — изумился Кутепов.
— Не изволили вешать, ваш-с-тво!
Кутепов досадливо махнул рукой и пошел прочь. И тотчас приказал собрать старших офицеров.
...Начальники дивизий генералы Туркул, Витковский, Скоблин и их штаб-офицеры сидели понурые: знали, о чем станет говорить командир корпуса, который не скрывал крайнего недовольства. Кутепов, известный тем, что никогда не терял самообладания, явно сдавал — это отмечал про себя каждый.
Рассказав о возмутительных нарушениях воинской дисциплины, свидетелем которых он только что явился, Кутепов заговорил спокойней и убежденней:
— Русский солдат, господа, лучший в мире. Но он привык к дисциплине, полному подчинению. Если мы хотим сохранить армию, мы обязаны держать солдат в крепкой узде. В крепкой! Керенщина, либерализм развалили вполне боеспособную армию. То, что не могли сделать немцы, господа! Россия не простит нам этого! Дисциплина, дисциплина, господа! — Преамбула кончилась: Кутепов не умел говорить «просто так», он умел лишь командовать и хорошо знал язык команд. Он прошелся перед собравшимися в штабной палатке, наслаждаясь своим превосходством, своей крепкой волей, умением, как он выражался, «держать строй». Посмотрев в лицо Туркула, которого отличал среди всех, Кутепов продолжил: — А посему приказываю. Первое! Военный лагерь частей корпуса должен стать образцовым. Во всем! Выровнять лагерные линейки. Часовых под грибок и во всех положенных местах. Регулярная смена круглосуточных караулов... Второе. У солдат ежедневные занятия, закон божий и строевая подготовка. В свободное время — оборудование лагеря. Свободного времени у солдата не должно быть, господа! Совершенно! От него разводятся вши и свободомыслие. — Кутепов нарочно сказал про вшей и посмотрел, какое впечатление произведет его фраза. Начальники дивизий, начальники их штабов, квартирмейстеры и штаб-офицеры корпуса отреагировали слабо, никто не улыбнулся. Похоже, и слушали-то плохо, невнимательно, подавленно. Сделав про себя это малоутешительное открытие, Кутепов намеренно не изменил своего директивного выступления и продолжал медленно, отрывисто, прежним назидательным тоном: — Считаю необходимым сооружение въезда в лагерь, полковых вензелей, навеса для содержания боевых знамен и символа империи Российской — двуглавого орла, господа! Солдатам приступить к плетению коек — одной на двоих хотя бы, создавая для сооружения оных команды по сбору веток кустарника с гор, тростника и морской травы на циновки и матрацы... Третье. В целях укрепления порядка и безоговорочного соблюдения уставов полагаю необходимым организацию дисциплинарной роты, усиление роли военно-полевого суда, рассматривающего каждый проступок и дающего ему оценку. Проступки господ офицеров, как всегда было принято в русской армии, подлежат компетенции офицерского суда чести... Четвертое. Для укрепления управления частями вверенного мне корпуса я счел необходимым произвести перегруппировку частей. В первую пехотную дивизию — начальник генерал-лейтенант Витковский — сводятся: Корниловский ударный полк, Алексеевский полк и артиллерийский батальон. Конную дивизию генерал-лейтенанта Барбовича составляют: первый, второй, третий и четвертый конные полки и конный артдивизион («Ни коней, ни пушек», — подумал в этот момент каждый). В технический полк сводятся: саперные, телеграфные, железнодорожные, авиационные, бронеавтомобильные и другие технические части («И тут — одни названия»). — Услышав неясный гул, Кутепов сделал паузу, исподлобья посмотрел на задние ряды. Черная бородка его воинственно задралась. — Что-о? — спросил он напористо. — Кто-то хочет что-то сказать? Но я еще не кончил, господа! — это прозвучало с угрозой. — Подчеркиваю еще факт, о котором, возможно, не все знают. Во время стоянки на константинопольском рейде генералы Писарев и Егоров объявили офицерам и нижним чинам, что любой из них может уйти из армии. К счастью, нашелся человек, верный нашему общему делу. Он приказал арестовать Писарева и Егорова и объявил их приказ недействительным. Посланный мною для разбора дела начальник штаба генерал Доставалов провел тщательное расследование, подтвердив правильность действий офицера, верного долгу. Я приказал поощрить его. Это — генерал Туркул, господа! Прошу принять это к сведению, господа! Я высоко ставлю офицерский мундир и беспощаден к тем, кто роняет его достоинство. Я буду поощрять каждого, но и строго карать независимо от звания и прошлых заслуг, господа офицеры! Иначе я не смогу выполнить миссию, возложенную на меня, — сохранить армию, ее боевой дух и постоянную готовность к будущей борьбе. Каждому из нас надлежит помнить: мы являемся единственным боевым кадром будущей великой русской армии... Все! Есть ли вопросы?