Сука не ответила, её напряжение было видно по шее, одеревенелой позе, руках в карманах.
— Подумай об этом, — предложила Сплетница.
Я снова посмотрела за угол. Трикстер по-прежнему курил свою сигарету, но теперь он смотрел прямо на нас. На меня. Гориллоподобное существо смотрело на него. Думаю, он что-то говорил. Было трудно понять.
— Думаю, пора заканчивать, — сообщила я остальным. — На нас смотрят.
Мы оставили укромный уголок, лишь понурая спина Суки показывала, что что-то произошло. Она тащилась в нескольких шагах за нашими спинами. В воздухе висело напряжение, но оно не было направлено на неё и не исходило от неё. Мрак и Сплетница немного отдалились друг от друга. Либо ему не нравилось, когда вмешивалась она, либо он был сердит на себя, но что-то их напрягало.
Регент был молчалив. Когда Лиза навещала меня на неделе, она рассказала, что у него всё ещё иногда были приступы боли в руке. Я подозревала, что его текущее состояние было комбинацией болеутоляющих и бессонницы. Он не участвовал в недавнем диалоге, но его молчание не улучшало общее настроение.
Мне это не нравилось. Трение в группе подрывало дух товарищества, взращивало и нагнетало скрытое чувство напряжённости. Мне нравились эти ребята. Даже Сука — не знаю, могу предположить что пройдет какое-то время, прежде, чем я смогу сказать, что мне она нравится, но, возможно, я смогла бы испытывать к ней уважение за её вклад.
Я знала, что будет трудно сдать их, совершить предательство и передать информацию в Протекторат, как только она у меня будет, я буду должна... но когда я думала об этом, я знала, что смогу стиснуть зубы и сделать это. В конечном счёте, угрызения совести перестанут меня терзать. Возможно, я даже буду гордиться своим грандиозным планом.
Все чётче я видела день, когда я передам информацию и скажу “до свидания” Неформалам, день, когда я начну менять себя. Начну превращать Рой в героя в глазах общества, я сделаю всё возможное для того, чтобы восстановить своё доброе имя, стать уверенной в себе храброй Тейлор. Если я смогу разорвать связь с Неформалами и совершить этот рывок, я знала, что смогу изменить себя.
Но, как бы странно это не прозвучало, мысль о том, что я оставлю всё это позади была горче, чем идея передачи информации Протекторату. Я знала, что в этом нет никакого смысла, но я хотела иметь возможность сказать себе, что у меня были настоящие друзья прежде, чем я разрушила нашу связь, чтобы поступить правильно. Я могла только надеяться, что угрызения совести уйдут. Даже когда я дружила, нас было только двое, я и Эмма. У меня не было опыта того, как группа друзей справляется с горечью и негодованием. Жизнь — боль.