Вобертон с состраданием глядел на Ричарда — вся его поза выражала то удрученное состояние, в котором он пребывал. Затем он, похоже, вознамерился взять себя в руки и гордо выпрямился.
— Так вы… э-э… вы не собираетесь пользоваться его долей дохода, сэр?
— Я еще не настолько низко пал, Вобертон.
— Его светлость оставляет Уинчем и все имущество вам. Он огорчится, узнав, что вы отказались.
— Я не прикоснусь к его доле.
Адвокат кивнул.
— Признаюсь, мистер Карстерс, я рад слышать это. И снова связываться с его светлостью вовсе не обязательно. Полагаю, он не горит желанием… это… вступать в какие-либо контакты с семьей. Для него это слишком болезненно. Но он велел передать вам привет, сэр, и ее светлости тоже.
— Благодарю… Вы ничего не упустили? Больше он вам ничего не говорил?
— Он был очень сдержан, сэр. Однако не думаю, что он несчастлив.
— И никакой… горечи?
— Определенно нет, сэр.
Мистер Вобертон поднялся, явно изъявляя желание уйти как можно скорей. Ричард нехотя последовал его примеру.
— Так значит, вам больше нечего мне сказать?
— Сожалею, сэр, но это так. Нечего.
Ричард медленно приблизился к двери и отворил ее.
— Позвольте поблагодарить вас, сэр, за ту доброту и усердие, что вы проявили, выполняя столь деликатное поручение. Весьма признателен.
Мистер Вобертон низко поклонился.
— Умоляю, не стоит об этом. Все, что я делаю для Карстерсов, доставляет мне лишь самое искреннее удовольствие.
И, отвесив еще один поклон, он скрылся за дверью.
ПОЯВЛЕНИЕ ЛЕДИ ЛАВИНИИ КАРСТЕРС
Ричард неспешно вернулся к креслу. Постоял секунду и сел. Положил руки на стол и тупо глядел в окно. Так он просидел какое-то время совершенно неподвижно. Наконец с тихим вздохом взял перо. Обмакнул в чернильницу и другой рукой придвинул к себе кипу бумаг. И начал писать.
Минут двадцать, наверное, путешествовало перо по страницам, затем остановилось и Ричард поднял глаза к двери.
Она отворилась и впустила леди Лавинию. Шурша юбками, вошла она в библиотеку с рукоделием в руках. Шутливо сделала книксен мужу и, подойдя к креслу, протянула было руку в ямочках, чтоб придвинуть его. Но затем передумала и, порхнув к кушетке, уселась на нее, расправляя бесчисленные оборки и юбки. А усевшись, занялась работой — иголка быстро сновала по ткани, делая четкие стежки.
Ричард молча наблюдал за ней, следя за каждым движением ее хорошенькой ручки и каждым поворотом белокурой головки.
Очевидно, молчание было не по вкусу леди, ибо она вскоре начала отбивать нетерпеливый такт своей стройной ножкой. Муж по-прежнему не произносил ни слова и она подняла свои эмалево-голубые глаза.