Именно в этой позе нашел ее Ричард минут двадцать спустя и был так нежен и проявил такое сочувствие, что вскоре она утешилась и они очень мило провели вечер за игрой в пикет.
В разгар игры она вдруг схватила его за запястье.
— Дики! Знаешь, Дики, мне так хочется домой!
— Домой? Что ты имеешь в виду? Не…
— Да-да, в Уинчем! Почему бы нет?
— Ты и правда этого хочешь, дорогая? — голос его дрожал от радостного изумления, карты выпали из рук.
— Да, хочу! Но только отвези меня туда поскорее, пока я не передумала. В Уинчеме всегда так хорошо спалось, а здесь я ночи напролет не смыкаю глаз и голова так страшно болит! Отвези меня домой, и я постараюсь быть лучшей женой, чем прежде… О, Дики, как я была капризна и огорчала тебя! Но я не хотела… Почему ты мне позволял? — быстро обогнув стол, она опустилась перед мужем на колени, не обращая ни малейшего внимания на смятые оборки платья. — Я подлая, эгоистичная женщина! — в голосе ее звучало искреннее отвращение к себе. — Но я обязательно исправлюсь, обещаю! Ты не должен позволять мне быть плохой, слышишь, Дики? Не должен!
Он обнял жену за круглые плечи и нежно привлек к себе.
— Вот приедем в Уинчем и обещаю, что буду страшно суров с тобой, милая, — сказал он и засмеялся, пытаясь таким образом скрыть глубокое волнение, охватившее его. — И сделаю из тебя образцовую жену и хозяйку.
— И я научусь сбивать масло, — подхватила она, — и буду носить домашнее платье из канифаса с муслиновым фартуком и наколкой! О, да-да, именно, платье из канифаса! — вскочив, она весело закружилась по комнате. — Я буду в нем само очарование, верно, Ричард?
— Совершенно прелестной, Лавиния!
— Непременно! Ах, так едем же домой, прямо сейчас! Только сперва мне надо забрать несколько новых платьев у Маргериты.
— Чтобы сбивать в них масло, дорогая? — не удержался он.
Она не обратила внимания на эту его ремарку.
— Да, домашнее платье… А что, если сшить его из шелкового газа, или простегать нижнюю юбку? Или то и другое вместе?.. — она задумалась. — Знаешь, Дики, я стану законодательницей сельской моды!
В ответ Дики только вздохнул.