Карстерс вспоминал, как он, прежде элегантный и экстравагантный Джон, экономил на мелочах и копил какие-то гроши, не желая окончательно опускаться; как жил в одном из беднейших кварталов города, один, без друзей, без имени…
С изрядной долей цинизма представлял он времена, когда начал пить, много и систематически, однако все же успел остановиться на самом краю бездны, разверзшейся перед ним.
А потом это известие о смерти матери… Джон попытался отогнать от себя это воспоминание как можно быстрее. Даже теперь оно вызывало отвратительное ощущение полного и абсолютного отчаяния и беспомощности…
Мысли его переключились на Италию. Небольшие сбережения позволили предпринять путешествие во Флоренцию, а оттуда он постепенно продвигался на юг, совершенствуя на этом своем пути мастерство и технику фехтования.
Перемена обстановки, новые знакомства в значительной степени способствовали восстановлению душевного равновесия. В нем снова начал проглядывать рисковый беззаботный юноша; он даже начал понемногу играть на те скудные деньги, что у него имелись. И тут фортуна наконец повернулась к нему лицом — он удвоил, а затем утроил содержимое своего кошелька. Именно тогда и познакомился он с Джимом Солтером, которого нанял в слуги. Джим стал его первым другом с того времени, как он покинул Англию. Они вместе путешествовали по Европе. Джон зарабатывал игрой, Джим неусыпно следил за состоянием казны. Именно благодаря его заботам и вниманию Джон тогда не разорился, ибо удача сопутствовала ему далеко не всегда, и бывали дни, когда он проигрывал с удручающим постоянством. Но Джим ревниво охранял выигранные деньги, и в заначке у них всегда что-то оставалось.
Наконец тоска по Англии и англичанам стала совершенно непереносимой, и Джон решил вернуться. Однако вскоре он обнаружил, что обстановка на родине для него переменилась. Здесь ему явно давали понять, что он изгой. Жить в городе под вымышленным именем, как он собирался, оказалось невозможным, поскольку слишком много людей знали и помнили Джека Карстерса. И он понял, что должен вести или совершенно уединенную жизнь или же… Тут и пришла ему в голову мысль стать разбойником. Ибо отшельническое существование, насколько он понимал, абсолютно несовместимо с человеком его темперамента. Свободный же авантюрный дух «большой дороги» вполне импонировал ему. Приобретение кобылы — Дж. Третьей, как он шутливо окрестил ее — окончательно решило вопрос: отныне он играл роль донкихотствующего разбойника, совершающего рейды по столь милой его сердцу Южной Англии, и чувствовал себя при этом куда счастливее, нежели когда покидал ее, постепенно вновь обретя молодость и бодрость духа, которые, как оказалось, не удалось окончательно уничтожить даже пережитым им трудностям и лишениям.