— Мертв, — сказал я. — В голову. — Я не знал, должен ли сообщать об этом корректировщик, но хотел сделать хоть что-нибудь, чтобы помочь Дикону.
Двое упавших пытались подняться. Один все еще смотрел в нашу сторону, закинув голову и пытаясь разглядеть нас на вершине второй ступени; внезапно он вскинул обе руки вверх в универсальном жесте сдающихся на милость победителя.
Дикон выстрелил в него дважды, и обе пули попали в грудь выше сердца. Прильнув к биноклю, я понял, что мог бы прикрыть одной ладонью кровавые смертельные раны на груди этого человека.
Последний из немцев просто откинул капюшон и сдернул кислородную маску и балаклаву — лицо у него было типично немецким и очень юным; в бинокль я не видел даже щетины на подбородке, — опустился на четвереньки и, похоже, заплакал. «Он всего лишь мальчик!» — хотелось крикнуть мне.
Но я промолчал. «Курт Майер тоже был всего лишь мальчиком».
Дикон выстрелил в него три раза, прежде чем человек в белом анораке опрокинулся на спину, а потом еще дважды, пока он не затих.
Теперь на Северо-Восточном гребне все замерло в неподвижности; только на ветру трепыхались обрывки ткани.
Реджи с Пасангом стояли позади нас и смотрели на гребень. Все молчали. Потом, словно одновременно подумав об одном и том же, повернулись и сделали несколько шагов к краю площадки, остановившись у обрушившегося карниза.
— Черт, — очень тихо сказал Дикон.
— Да, — прошептала Реджи.
Мы отступили от края и уселись на рюкзаки с подветренной стороны низкой известняковой плиты. На ней лежали семь пустых латунных гильз. Дикон, видимо по привычке, собрал их и сунул в наружный карман — и, согнувшись, чтобы защититься от ветра, мы принялись обсуждать, что делать дальше.
Мы собрались с восточной стороны плиты на вершине второй ступени, чтобы поговорить, но сначала минут пять или восемь дышали «английским воздухом», включив подачу на максимум. Это немного помогло, и я перестал кашлять при каждом вдохе и выдохе.
Наконец все отложили маски и приступили к делу.
— Не могу поверить, что Жан-Клода больше нет, — сказала Реджи. Мы наклонились к ней, чтобы лучше слышать, но сильный ветер немного стих, как будто Эверест давал нам краткую передышку в память о нашем друге.
Но, несмотря на затишье, все молчали, минуту или две.
— Пора принимать решение, — сказал Дикон.
Я ничего не понимал.
— Какое решение? Немцы мертвы, включая Зигля и того, которого Реджи застрелила из ракетницы, а также тех, кто упал с лестницы на Северном седле. Ничто не может помешать нам спуститься с горы, вернуться к остаткам базового лагеря и убраться отсюда к чертовой матери. Вернуться в Дарджилинг, — это была длинная речь для человека, у которого так болело горло, и я сочувствовал своим друзьям, которые были вынуждены слушать мое хрипение и скрежет.