Тем временем их провели в ту часть лагеря, которую сторожили с особым тщанием. В образованном палатками и кострами кругу помещались с десяток грязных, частью погнутых орудий, установленных на лафеты или двухколесные повозки. На других повозках стояли бочки, в которых, как предположил Матис, держали порох.
— Вон та дальняя пушка, — сказал один из крестьян и показал на грязную, позеленевшую болванку из бронзы. — Мы раздобыли ее при штурме Вайнсберга. Михель Ройдер, наш кузнец, говорит, что заряжать эту штуку слишком опасно, — он ухмыльнулся. — Но ты и твой изящный приятель можете попробовать.
Матис подошел к орудию и поверхностно его осмотрел. Это была так называемая серпентина, установленная на лафеты и стреляющая десятифунтовыми каменными ядрами. Жерло и запальное отверстие были забиты копотью, следовало заменить разбитые колеса. Однако заметных трещин в бронзе Матис не обнаружил.
— Мне нужен шпатель и скребок, — обратился он к караульным, поглядывавшим на него с любопытством. — Потом — небольшой бочонок пороха крупным зерном, сухой фитиль и десятифунтовое… — он помедлил, — нет, восьмифунтовое ядро. Есть у вас что-нибудь?
Караульный неуверенно кивнул и прошел с некоторыми из крестьян к повозкам с порохом.
— Ну и?.. — шепнул ему Мельхиор. — Сумеете ее починить?
Матис вздохнул.
— С Божьей и вашей помощью — возможно. Ей не меньше пятидесяти лет. В любом случае, придется ее основательно прочистить.
Когда караульные принесли все, что нужно, крестьяне встали на почтительном расстоянии и стали наблюдать, как Матис с Мельхиором принялись счищать с серпентины медянку и остатки пороха. При этом юноша еще раз проверил, нет ли где трещин, прочистил запальное отверстие и, словно одержимый, отдраил жерло. Работа растянулась до предрассветных сумерек, но наконец-то Матис начал засыпать в орудие порох.
Один из крестьян устало поднялся и протер глаза.
— Не вздумай стрелять в нашу сторону, — пригрозил он. — Иначе помрешь медленной смертью.
Матис лишь покачал головой, глядя в рассветное небо. Он был вымотан и взволнован. Как всегда, работая с орудиями, юноша впал в состояние, подобное трансу, и лишь теперь чувство это медленно отступало. Мельхиор подле него едва держался на ногах. Его дорогой наряд почернел от сажи и пороха, лицо побледнело и осунулось.
— Хороший день занимается, — сказал менестрель, устало улыбаясь. — Думаю, настало время продемонстрировать ваше искусство. Моя жизнь целиком в ваших руках. Кто бы мог подумать об этом пару месяцев назад?
— А моя жизнь — в ваших, — тихо ответил Матис. — Если вы не вычистили дуло как следует, то яркая вспышка будет последним, что мы с вами увидим.