— Я останусь вместе с вами, — тихо сказал Морис жене.
— Спасибо, любимый…
Розмари заговорила. Ее голосом теперь стал хриплым.
— Что ты сделала с моим ножом?
— Оставила там, мама. В доме Дафни…
— Жаль, — проговорила Розмари. — Но у меня есть и другие ножи…
Если Джудит и ее матери показалось, что на Алана и особенно на Дафни это внезапное нападение Розмари не произвело особого эффекта, то их внешнее спокойствие было результатом незаурядного владения собой. Раньше проявлять такое умение у них не было большой нужды, но теперь такая необходимость появилась. Оба поняли, что проявить напускное безразличие, как бы не поверив, что Розмари имела самые серьезные намерения, в такой ситуации — решение наиболее благоразумное. Но когда все закончилось и жена Алана вместе с дочерью уехала, они поддались охватившему их шоку, крепко обнялись и долго лежали, чувствуя дрожь друг друга.
После долгого молчания Алан наконец откашлялся и сказал:
— Прости. Это я во всем виноват.
— Нет, не ты. Виновата я.
— Я не знал, что Розмари на такое способна. Мне бы такое даже в страшном сне не приснилось. И до сих пор не могу поверить.
— Все, кого мы знаем, все, кого мы когда-либо знали, все, кто живет на этой улице, — которых мы знаем с детства и которые до сих пор живы, — все будут на стороне Розмари. Ты это понимаешь? Они будут ей сочувствовать и всячески осуждать нас. Но правы ли они?
— Не знаю. Знаешь, что до сих пор не выходит у меня из головы? Что все это началось еще в водоводах, из которых нас потом выгнал мистер Уинвуд…
В комнате для гостей на узкой кровати Джудит и Морис лежали, словно средневековая пара на смертном одре. Морис был высоким мужчиной и явно не страдал худобой, отчего его жене было довольно тесно.
— Это первая постель мамы и папы, — прошептала она. — Здесь были зачаты я и Оуэн…
— С трудом могу себе это представить…
— Новой широкой кроватью они разжились лишь много лет спустя. Что нам делать с мамой, дорогой?
— Может, заберем ее завтра с собой?
— Ну, если она согласится, — сказала Джудит.
— Я пока с трудом верю в то, что она натворила. То есть я знаю, что она сделала, но это по-прежнему невероятно. Неужели она попытается еще раз? Если она будет с нами, то мы по крайней мере сможем за ней присмотреть.
— О боже! Думаешь, мы должны так поступить? Мне нужно поспать, я так устала, дорогой. Перевернись, пожалуйста, и позволь мне положить руку тебе на талию.
— У меня нет талии, — уточнил Морис.
В это время Розмари, распластавшись на большой кровати в другой спальне, лежала с открытыми глазами, размышляя над тем, что бы теперь с ней было, если бы покушение на Дафни все-таки увенчалось успехом. Наверное, сидела бы в камере в отделении полиции «Пэддингтон-Грин». Она видела это место по телевидению, оно было довольно известным и располагалось не так далеко от Гамиль-тон-террас. Завтра утром, то есть уже сегодня, ее доставили бы в суд магистрата, возможно, в тот, что в Мэрилбоуне. Удивительно, что она знала подобные вещи. Она была отнюдь не наивной домохозяйкой, какой, видимо, ее считали дети и муж.