Последнее, конечно, в альманахе не описывалось, но… не даром же, перед отъездом, князь Телепнев снабдил меня целым ворохом данных о ключевых фигурах Северного Союза, как будто предвидел, что мне придется столкнуться с их эмиссарами. Предвидел… или знал? Хм. Ой, что-то не нравятся мне эти совпадения, ой не нравятся.
Как бы то ни было, Оттон Эдуард, и еще полдесятка имен, фон Бисмарк довольно быстро справился со своим недовольством, а паузу в нашей беседе скрыло щебетание хозяйки дома, успевшей за эти пару десятков секунд втянуть Ладу в оживленный разговор. Убедившись же, что мы готовы продолжить знакомство, маркиза мило улыбнулась… и увлекла мою жену куда-то в сторону. Хм. Кажется, сейчас я и узнаю, что именно понадобилось от меня представителю Вильгельма Венда.
— Виталий Родионович, позвольте без титулов? — Русский язык герцога оказался не хуже, чем у Эльзы-Матильды, что, впрочем, не так уж неожиданно. Все-таки, поморянский говор не сильно отличается от хольмградского.
— Почту за честь, Оттон Магнусович. — Я невольно улыбнулся, произнося столь заковыристое имя-отчество.
— Замечательно. Тогда… пока наши дамы наслаждаются музыкой, предлагаю прогуляться на свежий воздух. Знаете, с балкона на втором этаже открывается замечательный вид на окрестности. — Последние слова канцлер Вильгельма проговорил, кивая в сторону широкой лестницы, край которой был виден в дверном проеме, ведущем в холл.
Не выбиваясь из общего движения приглашенных гостей, мы совершили почти полный круг по залу и, оказавшись у дверей, вышли из гостиной. Мягкая ковровая дорожка, устилающая потемневшее от времени дерево ступеней, скрадывала стук каблуков, и тем разительнее был контраст меж праздничной и яркой атмосферой наполненной шумом гостиной и почти полным безмолвием, царившим в темноте второго этажа этого огромного дома.
Вынырнувший из какой-то ниши, слуга осветил наши лица небольшим переносным фонарем. Он не произнес ни слова, но, явно узнав моего спутника, склонился в коротком поклоне и, тут же выпрямившись, двинулся вперед, подсвечивая путь включенным на полную мощность фонарем.
Хотя, если честно, эта пантомима всё же оказала на меня определенное действие. Нет, мы не крались темными коридорами вдоль стен, шарахаясь от каждой тени и странных звуков, и не старались двигаться как можно тише, но, общее ощущение некой… таинственности, что ли, всё же присутствовало, не давая расслабиться. А может, это я себя просто накрутил, не знаю. Да я, собственно, и разобраться-то толком не успел, поскольку, не прошло и пары минут, как мы оказались в неброско, но удобно обставленном кабинете, освещенном лишь настольной лампой под тяжеловесным абажуром, и здесь наш проводник нас оставил. Щелкнул выключатель, и яркий свет залил пустую комнату. Канцлер, не глядя по сторонам, уверенно, как человек прекрасно знакомый с окружающей обстановкой, пересек кабинет и, отдернув портьеру, приглашающе кивнул. Как оказалось, за тяжелой тканью занавеса расположились высокие застекленные двери. Глянцево блеснув, они отворились, и мы шагнули на длинный балкон, кажется, протянувшийся во всю стену этого немаленького особняка. Здесь можно было расслышать музыку, играющую в гостиной под нами и обрывки разговоров прогуливающихся в саду людей. А дальше за купами невысоких деревьев и плотного кустарника, можно было рассмотреть спускающийся огромными террасами к морю, ярко освещенный по вечернему времени, Брег. Красиво.