— Смотри, Северин. Смотри, дурья твоя башка. Теперь я рассказал им все. Они меня так просили, так просили. И что же? Я им все объяснил. Я написал им такую сладенькую чепухень, и быдло мне поверило. «Воскресение» называется, кажется… Я уж точно и сам не помню. Помню только, что про девку там какую-то правильную. Ты только глянь, какой кэш на кармане!
Я зажмурился и заболтал головой.
Ярко-серо. Ярко-серо. Открываю — видение не исчезало.
Оно возбужденно раскачивалось. Трясущимися руками оно доставало приятные глазу пачки ласковых баксяток. Если бы только они повалились на асфальт, я бы помог их собрать исходя из некоторых своих проводок… Все-таки этот рерайтер действительно отхватил гонорар за свой бук. Я тут же предложил взять на ближайшей точке экстази. Его глаза радостно заблестели. Давай, конечно давай, прилип он ко мне. Все это было достаточно страшновато, но ради экса я готов был стерпеть и худшее. Но не успел я раскатать маршрут нашего предполагаемого путешествия и поймать тачку, как в его голове запульсировала очередная оригинальная идейка. Уж, на это он был способен:
— Северин! Дурак! Я понял, что нам нужно. Как и в моем последнем романе, нам нужны девки. Вот чего нам не хватает — домов терпимости! Как же я сразу не догадался? Короче, берем вдоль по Питерской барышень и едем ко мне в отель. Покатит развлекалово, а заодно проявим временное единение между идеей, буком и тинс, понимаешь?
Я, конечно, все понимал. Но это меня уже слабо устраивало. Нужно было как-то приходить в себя. К тому же мне не хотелось портить и так столь нафаршированный событиями денек какими-то сомнительными случками, а уж тем паче прослушиванием его измышлений и спичей.
Словом, отказался. Хотя этот персонаж, в отличие от Беты, мог бы надавать мне кучу различных советов. Мы расстались с ним по-мирному. Толстой даже дал мне автограф на совершенно измятой пачке «Winston’a». Чуть позже я ее выкинул, когда сигареты кончились. Все утро потом искал пачку. Ведь такой раритет! Ан нету.
И Город запульсировал.
И Город заскрежетал.
Улицы продолжали размножаться, а фонари сыпали навстречу блестящие лепестки. Они падали, падали и падали, застилая розовый снег до самого горизонта. Западный Город явно хотел подвергнуть меня остракизму. Здесь не было правды. Здесь не было ничего.
И когда лепестки завалили улицы, Город перестал пульсировать.
Город перестал скрежетать.
Лепестки действительно завалили все. Белые лепестки.
И яркие.