Отшвыриваю дистанционочку — пора окончательно приходить в себя. Начинаю подзваниваться. Латина, ясное дело, нет. Да я его и не ожидал услышать. Латин исчез даже с мобильника с той поры, как ко мне заезжал. Болтали, что он в Испании, но я думаю он в Уральском Городе. У Латина в Уральском Городе какая-то девка лет с семнадцати. Он часто исчезал и летел к ней. Доставлял ей монеты, конфеты, любовь и полный пакет вранья. Латин когда-то жил там, до всех расчудесных перемен. А там всего два выхода, наверно, и до сих пор: либо на Уралмашевский завод идти ишачить, прозябать по полной, либо башни кому компостировать. Латин — образный кренделек, он любит путешествовать. Он любит туман, скалы и южные ветра. Но пока Латин нелепо бьется об улицы, кабаки и дешевые вечеринки. Латин пересекает финиш, как стайер, он еще по инерции бежит, непонимающе озираясь. Он бежит тяжело. Он бежит со всхрипами. Но все равно на что-то надеясь. А в это время над его головой распускаются красные бутоны тюльпанов.
Что ж. Я звоню всем остальным.
А никого нет.
Наплевать? А мне что тогда делать?
Наверное, эти гады сняли те евры вчерашние и на рас-кураж подвыдвинулись. Уж что-что, а это они хорошо умеют. Теперь я их в лучшем случае дня три не найду. Если это так, то я, ясен пес, много теряю. Зябнуть буду тут, как дурень кромешный, а другие потом травить будут, разматывать про полные раскуражи неслабейшие. В «Ольштыне» там или на побережье.
Дальше пью кофе и расстраиваюсь. А чего задумываться особо? Пока в молодняке колготишься, грамотно хоть какой-то хэпинесс на разводках оттяпать. Потом-то, болтают во всех источниках, в тридцатник, чапать к радости по позднякам.
Здесь у меня неприятно засвербило на самом глубоком донышке душонки, под ложечкой засосало, отчаяние некоторое мерцающее вдалеке обозначилось, и зябкий страх закарабкался по полушариям.
Ладно, прыгаю в тачку, еду к Эру. Эр, в принципе, был неплохим парнем. Раньше он на легавеньких несколько годков заморачивался в шестом управлении. А теперь в западном филиале «Амок-банка» в службе безопасности суетился. Но сливняки он продолжал за монеты по леговским каналам раскатывать. Позже его вышвырнут уже отовсюду. Какое-то время он будет непонимающе барахтаться, жаловаться, у кого-то что-то просить. А потом дозняк лихой себе присунет и в дамки. Но пока у него все было ОК по тематике.
Приехал, короче, к Эру в банк. Позвонил с проходной по внутреннему, а эта сволочь мажется. Мол, не могу выйти. Обидканулся я, понятное дело. Нехорошо поступает, думаю. И тут же решил подрасспросить его, не затеял ли он положить конец нашему столь трогательному сотрудничеству. Тогда ему тоже кэшок не светит. Нашлось тоже, думаю, чудо в перьях на коньках. Пусть думает себе что хочет.