Но я энергичным жестом его задержала.
— Подойдите сюда,— велела я,— мне надо с вами поговорить. И вы, Венцеслава, тоже,— пригласила я девушку, робко стоявшую в темном углу.
Отец под разными предлогами хотел уклониться от разговора. Я настояла на своем.
Тогда он сокрушенно опустился на стул и свесил голову.
— Где вы были? — начала я допрос.
Отец, боясь взглянуть на меня, смущенно провел пальцем по шее, точно ему жал воротничок.
— Долго мне ждать ответа? — раздраженно прикрикнула я.
— Где мы были? Ну, на прогулке… Хотели немножко подышать свежим воздухом.
— На прогулке… Хм… Молчи, несчастный! Я знаю все!
И я стала осыпать обоих грешников упреками и угрозами. Высказала все, что думала. Особенно досталось отцу, ибо в тот момент я не могла не вспомнить, как он обманул мое девичье сердечко.
Он даже не пытался оправдываться. Сидел с сокрушенным видом, низко опустив голову, и лишь робко поеживался под напором моих обвинений. Когда же я, обессиленная и подавленная, замолчала, он поднял голову и глухо проговорил:
— Ты слишком строга, дорогая дочь, хоть я и понимаю, что возмущение твое справедливо. Но я старался справиться с этой грешной любовью, боролся всеми силами! О, сколько ночей провел я без сна, окропляя подушки горючими слезами! И все же не устоял…
Он махнул рукой и отер глаза.
Растрогавшись, я несколько понизила тон, но не переставала бранить удрученного отца:
— Как вы легкомысленны! Боюсь, вы не слишком усердно боролись с искушением. А если почувствовали слабость, почему было не обратиться к священнику, чтобы он мудрым словом наставил вас на путь истинный? Не забывайте, вы глава семьи, которой обязаны отдавать все свои помыслы. Заклинаю вас, пока не поздно, опомнитесь, не отнимайте счастье у собственного сына!
Жандарм заломил руки и застонал. Венцеслава с судорожным плачем выбежала из комнаты.
— Поздно…— тупо пробормотал отец.
— Отчего же? — удивилась я.
Он не ответил. Я подошла и потрясла его за плечи:
— Говорите, отец!
Рудольф поднял на меня затравленный, моливший о пощаде взгляд.
— Венцеслава…— заикаясь произнес он,— она… мы с ней…
— Что вы хотите сказать?
Он набрался смелости и в отчаянье воскликнул:
— Мы зашли слишком далеко… Венцеслава… будет матерью!
— Отец! — вырвался у меня душераздирающий крик.
Долго стояла мертвая тишина. Лишь стенные часы, монотонно тикая, отсчитывали минуты. Жизнь во мне остановилась, мозг погрузился в серую мглу.
Откуда-то издалека до моего слуха донеслось:
— Гедвика! Дорогая моя доченька! Ради бога, прости!
Сквозь пелену слез я еле различала стоящего на коленях отца. Лицо его было искажено отчаянием, молитвенно сложив руки, он просил о снисхождении.