Он пришел в себя только тогда, когда джип подъехал к кишечному изолятору. Блеснули в свете фар окошки и мелкие, лакированные квадратики мозаики. Юрий Петрович снова отступил к елке и удивился, что Джинджер куда-то исчез. Может, он раздавлен джипом, как и “Москвич”? Из высокой дверцы джипа ловко спрыгнул Балаганов-Стасик. В левой руке у него был фонарь, а в правой — какое-то довольно крупное оружие, разглядеть которое в темноте Гузынин не смог. Шкаф остался сидеть за рулем, только голову наружу высунул. Юрий Петрович увидел его плоский бульдожий профиль и услышал знакомый голос:
— Ну, там?
Стасик боком, ловко ластясь к стене, пробрался к двери, осторожно тронул ладонью ручку. Дверь медленно подалась, выпуская ровную струйку скудного света. Стасик скользнул внутрь, и скоро из домика донеслись звуки могучих пинков по ведрам помывочной, грохот опрокинутой мебели и брань. Затем треснула изнутри и разметалась фонтаном осколков одна из гнилых оконных рам. В образовавшейся дыре показалась синеватая в ночном сумраке, будто мертвая Стасикова голова и сказал:
— Эй, Хряк! Тут пусто.
“Так это длиннорукое чудовище — Хряк? Мы прозвали его Шкафом. И то, и другое имя подходит, нету в нем ничего человеческого”, — размышлял Юрий Петрович, уходя все глубже в тугие колючие ветви и чувствуя спиной холод твердого елового ствола.
— Где же эта чертова баба? — недовольно проворчал Хряк. — Сторож сказал, что она тут должна быть, остальные хибары пустые. Ты его хоть хорошо в каптерке запер?
В дверях кишечного домика появился разочарованный Стасик-Балаганов. Он посетовал:
— Ты, дубина, пер на тачке, как трактор, сигналил так, что елки падали — и спугнул. Ушла она.
— Да куда тут уйти среди ночи? Лес ведь кругом. Пошли в другие хаты!
— Дебил, другие хаты досками заколочены. Значит, есть куда идти. Делась же куда-то эта поганая собака! Постой, постой! Ну-ка посвети… да не туда! Вот! Ага!
Стасик заметил наконец железную дверь в стене.
— Все ясно! — обрадовался он. — Сюда и пташка упорхнула! Вылазь, Хряк, дуй сюда. Далеко уйти она не могла.
Хряк шумно вздохнул:
— Может, Стас, туда на тачке как-нибудь можно подъехать? Я мухой через большие ворота и…
— Все бы ты ездил! Такую задницу наездил, что ноги подгибаются. Нет уж, лезь сюда и живей, живей!
“А ведь они действительно далеко уйти не могли, — холодея, подумал Юрий Петрович. — Ни дети не могли, ни старуха. Идут они прямо по дороге, нагнать их ничего не стоит. Делать надо что-то! Но что? Да бежать в сторожку, бить окна, звонить в милицию! Какая-то связь с миром должна там быть, все же это собственность самого Колотова”.