— А студенты? — захлебываясь, выдавила Дея.
— А что студенты? — Рассудительно сказал Ван, — выговор получили, за непрофессиональное поведение, — и сам рассмеялся.
В дверь постучали, Ван доковылял до окна и отдернул занавеску, тут же задернул ее и инстинктивно прижался спиной к двери, как если бы в дверь уже ломились. «Дея, — сказал он, — за нами пришли люди из села», — и Дея, еще ничего не поняв, но уже начав понимать, еще держась на прежней светлой волне, сказала: «Что, твои пациенты пришли с песнопениями тебя благодарить?» — но голос ее уже дрожал, и Ван сказал: «Нет, Дея, нас пришли изгонять». И она поняла все тут же и закричала, как птица, и смяла руками лицо.
— Беги! — зашептал он яростно. — Через то окно беги!
— Я не побегу без тебя, — сказала Дея.
— Побежишь, — сказал Ван, сейчас встанешь и побежишь.
— Нет, — сказала она.
— Тогда я тебя пристрелю, — сказал Ван, потому что это лучше, чем то, что они могут сделать.
— Хоть на костер, но с тобой, — сказала Дея.
— Дура, — сказал Ван, — подержи костыль.
Они попытались вылезти в окно и бежать огородами, но их заметили и нагнали уже в кустах, и схватили. Их было всего пятеро, среди них Ван увидел Троя, вид у Троя был неуверенный, но держал он Дею крепко, и колыхнулась ненависть, потому что Ван вспомнил картинку Троя, и как тот со слезами на глазах ползал перед ним на впервые после падения с крыши повинующихся коленях, и целовал руки. И вдруг Ван понял, что то, что он видит — это не воспоминание, это картинка Троя, он включился в Троя, и тогда он принялся яростно раскидывать в стороны кусочки пастельных цветов мозаики, и Трой, скрючившись, повалился на землю, изо рта у него текла слюна, а глаза были бессмысленны, и где-то вне ванова сознания страшно, на одной ноте, кричала Дея. Он сидел на земле, а Дея, заплаканная, ползала вокруг него и стучала зубами.
— Они убежали и унесли… того, — сказала она.
— Пойдем, — сказал Ван. — Мне тут надо поговорить с одним человеком. За нами еще долго не погонятся.
И они пошли в госпиталь. Они шли коротким путем, не по дороге, а тропами, и пришли за час, сократив себе три километра. В дороге они молчали, и только Дея сказала:
— Я боюсь.
И он ответил:
— Не бойся, малыш, я теперь знаю, со мной можно ничего не бояться.
— Ты раньше не знал? — спросила она осторожно.
— Не понимал, — сказал он и обнял ее одной рукой, а другой крепче зажал костыль.
Когда они проходили в ворота госпиталя, мимо них попробовала протиснуться старуха, глянула испуганно… «Странно, — подумал Ван, — закутана, как капуста, жара такая, — и вдруг понял и заорал, — Стой! Стой, сука!» И старуха остановилась и подняла руки над головой, хотя ее никто об этом не просил, и блеснули майорские погоны под тряпками на разогнувшихся плечах.