Был уже двенадцатый час. Какую бы пьесу ни смотрели Прайды, они должны были быть дома. Эндрю взял такси до Плацы. Он позвонил из вестибюля отеля. Ответила мать. Услышав ее голос, ему стало совсем не по себе, и как-то съежившись от робости, он пошел к лифту. Дверь в номер открыла мать. На ней все еще было изысканное, тонкое серое вечернее платье. Она выглядела усталой, но и только. Голубые глаза, сверкающие и прекрасные, как всегда, отметили его присутствие замаскированным безразличием, которым она обычно приветствовала его.
— Эндрю, не слишком ли странное время для визита?
Он прошел в гостиную. Шторы не были спущены, и за окном виднелось огромное пространство Центрального парка, разлинованное блеском уличных огней.
— Мы только что вернулись. — Мать шла за ним. — Крайне нудная пьеса. Лем пошел подышать свежим воздухом. Он всегда гуляет перед сном.
Она села в свое бледно-желтое кресло. Эндрю повернулся к ней, но не мог пошевелить языком. Больше, чем когда-либо в ее присутствии, он чувствовал себя маленьким мальчиком, виноватым мальчиком, столкнувшимся с необходимостью объяснить что-то, что совершенно превосходило его силы.
Миссис Прайд достала свой желто-зеленый мундштук. Ее рука, на которой сверкнул поддельный изумруд, потянулась к коробке с сигаретами. Она поглядела на Эндрю, тот поспешил с зажигалкой. Миссис Прайд затянулась и, когда сигарета затлела, начала критически рассматривать лицо сына.
— Ну, и что приключилось с тобой, Эндрю? Ты раздражен, словно печеночник.
«Печеночник». Одно из словечек матери. Она подхватила его во время ее «английского периода» с мистером Малхаузом.
Эндрю сел и сказал:
— Лейтенант Муни собирается арестовать меня завтра утром.
— Арестовать тебя? — отозвалась она. — За убийство Маурин?
— Да.
— Но это же смешно. Мы же знаем, что это грабители.
— Не грабители.
К этому времени она уже устроилась в нужном положении. Мундштук расположился под правильным углом, юбка изящно разлеглась вокруг нее, свет от лампы падал как раз так, чтобы как нужно оттенить ее прическу.
Эндрю смотрел на нее, силясь уловить в выражении ее лица хоть малейший намек на сочувствие или на удивление.
Наконец она сказала:
— Но ты правда не убивал ее, ведь так, Эндрю?
— Да, мама, я не убивал.
Миссис Прайд стряхнула пепел.
— Тогда не о чем беспокоиться. Разумеется, приятного мало. Но, что бы ни говорили о нашей стране, здесь еще никого не арестовывали за несовершенное преступление.