Габриэль тяжело дышал, прикрыв ладонью нижнюю часть лица. Через какое-то время он опустил руку.
– Теперь ты увидела меня, Пенелопа. Все еще думаешь, что меня можно вылечить?
– Я не знаю. – Огромных сил ей стоило это признать.
Он опустил голову.
– И что дальше?…
– Они собираются поехать к опекуну на следующей неделе, – выдавила она жестокие слова.
Их едва вернувшаяся дружба вновь оказалась разрушенной. Отчаяние сковало обоих. Габриэль не желал даже смотреть на Пенелопу. Она знала, что ему это неприятно. Она также думала, что он ее и вовсе ненавидит после всего, что она ему рассказала. Его гордость словно разорвали на маленькие куски. Однако Пенелопа знала, что сейчас она его последняя надежда.
В тишине она рассматривала его. За эти два года он сильно похудел, на висках появилась седина. Его взгляд стал холодным. Но все же это тот самый Габриэль. Измученный, но все тот же.
Пенелопа, коснувшись подбородка, приподняла его голову, чтобы Габриэль смог взглянуть в ее глаза.
– Я хочу, чтобы ты послушал меня. – Ее сердце принялось биться в разы сильнее, когда их глаза встретились. Она убрала руку от его лица. – С тех самых пор, как я впервые увидела тебя, я считала тебя лучшим из мужчин. Действительно. Я и предположить не могла, что в мире может найтись человек достойнее.
Габриэль отвел взгляд. Конечно, он ей не верил. И Пенелопа взяла его за руки, крепко сжав их.
– Неужели я ошибалась, Габриэль? – продолжила она, и Габриэль снова взглянул на нее. – Даже представить невозможно жизнь ужаснее той, что ты ведешь сейчас. Но до сих пор ты не сдался. Ты боец. Я вижу силу в твоих глазах.
И Пенелопа, правда, видела. В этих золотисто-карих глубинах прятался гнев, который не могли скрыть ни печаль, ни страх. Была там и решительность.
– Я ничего не знаю о твоих страданиях. Я не знаю, смогу ли избавить тебя от них. Но знаю одно: пока ты борешься, я не сдамся. Клянусь.
Они стояли в тишине, взявшись за руки, и Пенелопа подумала, что их определенно поймут не так, если увидят. Но она видела, что сопротивление Габриэля отступает, а остальное ей было безразлично.
– Леди не пристало давать клятвы, – мягко произнес он.
– К черту приличия!
Габриэль улыбнулся уголком рта.
– В самом деле. – Он отстранился. – И туда же, полагаю, и мою семью, и лорда-канцлера.
– А их – вдвойне.
– Хорошо, Пен, – кивнул он. – Твоя взяла.
Большими усилиями, но Пенелопа все-таки добилась своего. Поначалу самой в это не верилось, но мало-помалу надежда укрепилась в ее сердце. И она молилась, чтобы все оказалось не напрасно.