Господи! Пен – светлый, прекрасный человек, всегда готовый взять людей под свою опеку. Это выражалось во всем, даже в ее обращении со слугами: она всегда разговаривала с ними на равных, как будто поднимая их в глазах окружающих. А теперь она чувствовала ответственность за него, Габриэля, настолько сильно, что видела кошмары.
– Что бы ни случилось со мной, ты будешь ни при чем, Пен.
Уткнувшись лицом в ткань рубашки Габриэля, Пенелопа с трудом втянула воздух и отрицательно покачала головой.
– Ни при чем, – повторил он более настойчиво. – Ну ты, конечно, можешь свести мужчину с ума, – Габриэль решил шуткой разрядить обстановку, – но если безумие передалось мне по наследству, то я был сумасшедшим задолго до встречи с тобой.
– Не смешно, Габриэль, – укоризненно пробурчала Пенелопа.
«Что ж тут смешного!» – подумал он и продолжил:
– Пен, твое пребывание здесь мне ничуть не повредило. Напротив, ты помогла мне! Ты подарила мне надежду, напомнила мне, кто я есть.
Она отстранила голову от его груди и заглянула ему в глаза:
– Тогда почему же ты пытаешься прогнать меня?
«Дьявольщина, да ради твоего же блага!» – раздраженно подумал Габриэль. Но так ли это? Никогда прежде он не видел Пенелопу такой несчастной и ранимой, как сегодня. Он заставил ее рассказать правду о смерти Майкла – черт, она ведь чуть не покалечила себя, лишь бы избежать этого разговора! – и этим пробудил в ней худшие воспоминания. А теперь к тому же стал частью их – очередной травмой для ее израненной души.
Если Габриэль отошлет Пенелопу сейчас, а с ним произойдет нечто ужасное, станет ли она винить себя до конца своих дней?
Он вспомнил войну. Сколько роковых решений ему пришлось принять? Он винит себя за каждое из них – все они тяжким бременем навеки останутся в его сердце. И все они воскрешались в его снах, ночь за ночью, терзая его и мучая.
Нет, прогонять Пенелопу нельзя. Особенно сейчас. Она должна остаться, пока не поймет, что не несет ответственности за все, что с ним происходит. Понимая, что это, вероятно, худшее решение из принятых за всю жизнь, Габриэль закрыл глаза. А когда открыл их, увидел Пенелопу, чье лицо было так близко. Слишком близко.
– Хорошо, Пен. Твоя взяла. Но ты должна пообещать мне следующее: если твои методы не сработают, ты не будешь винить себя.
– Обещаю, – сказала она.
Оба они знали, что обещать такое бессмысленно. И она виновато опустила взгляд, вновь уткнувшись лицом в его плечо.
Габриэль приподнял голову Пенелопы, придерживая ее за подбородок. Неуверенность, обеспокоенность, смущенность – все эти бесы терзали его разум, и он вряд ли заснет этой ночью. А Пен? Сможет ли забыться она? Будут ли ее вновь мучить кошмары?