И как раз в этот момент я сказала:
– Ага, испугался? – подразумевая его (Гриши) бегство из Питера.
Она покраснела. И под шумок – дядя говорил ей что-то – я тихонько спросила:
– Почему вы покраснели? Он струсил и уехал из Питера…
И вам совестно?
Она также вскользь сказала:
– Я подумала несколько иначе, и мне стало за него немножко обидно…
Ну, я знаю, что она подумала: она подумала, что я намекнула на тот разговор, который у нее с тетей Аничкой произошел – по поводу того, что Гриша перестал к нам ходить. Она подумала, что я хотела этим сказать, что он испугался укора и замечаний и потому не пришел. И потому ей стало обидно.
А потом – ох, потеха! Зинка (сестра) ей показывала свои рисунки, и Зинаида Александровна втянулась в один из рисунков – копию с «красавца» на открытке, которую Зинка когда-то принесла от «начальницы» (Ю. В. Попетовой). И обе покраснели, когда у них переговоры пошли о нем. И после долгих просьб наша красавица (Зина) согласилась отдать ей этот рисунок… Я кое-что смекнула – и потом, когда мы с Зинаидкой рисовали веер, спрашиваю:
– Ты, Зин, только потому отдала Зинаиде Александровне этого («красавца»), что она просила, или – не только?
– Да ты уж знаешь, так чего?..
Мне хотелось знать окончательно. То была догадка, а тут уж – чтобы наверное знать!.. Ну, понятно, уж я это хорошо поняла, что тут дело не просто и Зинка потому только отдала ей этот портрет, что Гриша – здесь. Ибо надо же – совершенно невинно и не напрашиваясь на какие бы то ни было просьбы и т. д. – познакомить его с «талантом»…
Ох, я вижу очень много такого, что мне не следует видеть…
Вот сейчас я прочла запись (от) 22 марта.
Ведь я написала ему (Юрию Хорошавину) открытку. Пускай винит себя, если ему будет неприятно ее получить. Только бы мне потом не каяться, что не захотела написать, как вот уже несколько лет каюсь, что обратила в шутку его желание, чтобы я проводила его на вокзал, и свое собственное согласие. Обратила в шутку – и ушла куда-то…
Что-то – ответит ли он?..
30 марта
Великий Четверг.
Весьма сомнительно, весьма сомнительно!
Хоть было б очень мне то желательно.
Да и напишет – так неутешительно
И о событиях совсем гадательно…
Фу, ересь! Нашла о чем думать в такие дни! Ведь я хотела о многом другом – хорошем, лучшем – написать, а сейчас, право, всё из головы вылетело…
От Лиды (Лазаренко) вчера (29 марта) письмо получила – с «настроением» (так называются у нее стихотворения). С оговоркой, однако, что это – «черный пирожок», испеченный «сапожником»…
О, Господи! Возмутительная девчонка! Ничего не понимает – или не хочет понимать. Ведь в этих ее «настроениях» – живая поэзия! Может быть, к ним можно со всех сторон прикрючиться, но в них – такая прелесть, и такая красота, и такая глубина настроения чувствуется… что словами не рассказать, только чувствовать можно…