Она, наблюдая за его удивленным лицом, потянулась и нежно коснулась щеки.
— Прости, — прошептал Майкл.
Эллен, улыбаясь, провела пальцем по его губам.
Прошло несколько минут, прежде чем он смог заставить себя продолжить, потом, смешком прервав молчание, произнес:
— Мне нелегко, ты знаешь, справиться с собой. Я всегда знал, что люблю тебя, — проговорил он, — но я никак не ожидал, что будет послано такое испытание. И никогда не предполагал, что выйду из него с такими потерями — я говорю о собственной храбрости и доброте. — Он на мгновение опустил глаза. — Не знаю, какими словами объяснить тебе, как много ты для меня значишь, — тихо признался он, — но это гораздо больше, чем я думал. — Его голос внезапно сорвался, он застенчиво улыбнулся. — Я люблю тебя. — Его голос зазвучал тверже. — Я глупец, дурак, я не заслуживаю, но я уверен, чертовски уверен, что никогда не позволю тебе уйти. Никому из вас.
Эллен потянулась к нему и нежно поцеловала.
— Иди к нам, — предложила она, когда он наконец поднял голову.
Раздевшись, Майкл вошел в ванну и лег рядом, обнял ее, погладил и засмеялся, поскольку младенец ударил изнутри, и клок мыльной пены соскользнул с живота Эллен.
Потом он поцеловал ее снова, на этот раз требовательнее. Их желание, их страсть проснулись, но когда она попросила, чтобы он отнес ее на кровать, звонок телефона, стоявшего поблизости, ножом врезался в воздушное облако их нежности.
— Мы должны ответить? — спросил он.
— Не знаю. Мы должны?
Телефон продолжал звонить, никак не желая униматься.
— Наверное, должны, — сказала Эллен.
Нахмурившись, он дотянулся до аппарата:
— Весь в нетерпении.
— Майкл? Это Том.
Глаза Майкла закрылись. Из всех людей…
— В чем дело? — бросил он.
— Я только что смотрел электронную почту, — сказал Чамберс. — Мы должны поговорить.
— Где ты? — Майкл обреченно дотянулся до полотенца.
— В воздухе, приблизительно двадцать минут до посадки. Ты можешь меня встретить?
— Если это необходимо.
— Могу уточнить: это жизненно важно.
Том ожидал приземления самолета. Он знал, что больше не будет никаких предупреждений, никаких отсрочек, первый человек уже убит, и он не хотел думать о том, сколько еще народу умрет, прежде чем он заставит прекратить съемки фильма.
Отчаяние, гнев и бессилие переполняли его. Эти наркотики словно огромный темный монстр. Все, что он хотел, — это воздать всем по заслугам, уверить ее, где бы она ни была, что он ничего не забыл. Создание фильма — увековечение ее памяти и гарантия возмездия убийцам — было единственным путем сообщить ей и миру, что он так же любит ее, все еще думает о ней каждый день и даже хочет ее, и хочет так сильно, как никогда не будет хотеть никакую другую женщину. Он это знал.