Задолго до первого колокола выехали на указанную улицу, был четвёртый час пополуночи. Разгулялся на просторах города ветер, поднимая с тротуаров хлопья снега, выпавшего с вечера.
– Хорошо, что ветер, – подметил Путилин, – может из дому нос не покажет.
– Скоро и увидим, – Жуков поднял воротник.
До Дерптского переулка извозчик домчал быстро, норовил угодить начальнику сыскного отделения. Как просил Иван Дмитриевич, к самому дому подъехали без шума.
Агенты вышли из саней без разговоров. Городовой нес службу недалеко, Иван Дмитриевич попросил разбудить без шума дворника и помочь в задержании возможного преступника.
Разбуженный дворник хотел было возмутиться поздними гостями, но прикусил язык, испугавшись приехавших, от него разило не хуже, чем от винной бочки. Он же и указал, что к Катерине с первого этажа шастает тут один ночами. Дело —де молодое, хотя девица красотой не отличается, но характером вышла добрым, что жалко ее. Вот он глаза и закрывает на такое. А с пачпортом, ходок иль без, ему не ведомо да и без надобности у каждого гостя документ спрашивать.
Сквозь щель в неплотно задёрнутых занавесках был виден стол с горящей свечой, а за ним мужчина, опершийся головой о подставленную под щеку ладонь, и девица в белой исподней рубахе и накинутым на плечи платком. Казалось, мирная домашняя идиллия. Жена не перечит мужу и ждёт пока он не соизволит идти почивать.
– Миша, – тихо почти в самое ухо произнёс Путилин, – жди здесь, если Гришка в окно решит сигать.
«Понял», – ответил Жуков кивком головы, но Иван Дмитриевич взглянул строго и погрозил пальцем.
Миша обиженно засопел, но промолчал. Памятуя о том, что шуметь не следует.
Он в щель видел, как через некоторое время женщина повернула голову к двери, а Шустов даже не оторвал щеку от ладони, то ли не слышал, то ли был сильно пьян, что не в состоянии даже подняться со стула.
Девица подошла к двери и приоткрыла её. Что там у неё спрашивали. Жуков не слышал, но Катерина отступила в сторону, пропуская первым Ивана Дмитриевича, потом Соловьёва, а уж завершал процессию – дворник.
– Катерина Иванова? – то ли вопрос прозвучал в устах Путилина, то ли утверждение.
– Да я, – ответила девица, – вон Спиридон Матвеич подтвердит, – она кивнула в сторону дворника.
– А это стало быть Григорий Шустов?
– Он.
Григорий даже не открыл глаза, а только причмокнул губами.
– Пьян?
– Немножко, – а потом спохватилась и тихо с придыханием спросила, предчувствуя беду, – а вы кто будете?
– Мы, Катерина, из сыскного отделения.
Девица не вскрикнула, не забилась в истерике. А как стояла около кровати, так в бессилии на нее присела, закрыв руками лицо.