Околоточный с удивлением посмотрел на мешавшую ему лампу, поставил на запорошенный снегом двор и подошёл к приехавшим.
– Здравия желаю, господин Путилин, – полицейский приложил руку к голове и щёлкнул каблуками, на бледных щеках заиграли желваки.
Иван Дмитриевич в ответ только кивнул головой и произнёс:
– Что стряслось?
– Утром в участок явилась госпожа Панова, – околоточный указал на женщину, стоявшую в стороне и теребившую от волнения в руках платок, – обеспокоенная за жильцов, которых не видела несколько дней. По просьбе я взломал дверь и там обнаружены мёртвые хозяева.
– Сколько?
Околоточный не ответил.
– Хорошо, – Путилин нервически засопел, – обеспечьте свечами, лампами, фонарями для обследования квартиры.
– Так точно, – полицейский удалился для выполнения распоряжения начальника сыскного отделения.
– Иван Дмитрич, – Жуков ступил вперёд, – разрешите? – он указал на горящую лампу.
– Не стоит, – пробурчал Путилин, – натопчешь.
– А что ждать? – Миша, как всегда рвался вперёд, проявляя служебное рвение.
Вернулся околоточный и хозяйка с двумя масляными фонарями и подсвечником.
– Вот, – полицейский произнёс почему—то обрадовано.
– Хорошо, – Иван Дмитриевич взял в руку один из фонарей и начал тяжело спускаться вниз, на последней ступеньке обернулся, – сколько их душ тут жило.
– Семь, – торопливо произнесла хозяйка и, когда Путилин отвернулся, добавила, – детей трое.
За ним шёл штабс—капитан, отодвинув в сторону младшего помощника Жукова.
Из открытой двери несло холодом, Путилин ступил во внутрь, прищурив глаза и подняв над головой фонарь.
В небольшом коридоре стояла скамья, на которой водружено было деревянное ведро с ковшом. Иван Дмитриевич отметил, что вода покрыта льдом.
В трёх шагах от входа лежал мёртвый мужчина, лицом вниз. Затылок был раздроблен и заполнен замёрзшей кровью, которая ещё тёплой натекла лужей вокруг головы. Сейчас кристаллами блестела в свете фонаря.
Путилин осмотрелся, подходящего оружия рядом не нашлось. Иван Дмитриевич обошёл тело и ступил в большую комнату, посредине которой возвышался деревянный стол из струганных досок, занимавший почти половину пространства, на нем одиноко стоял полуведёрный самовар с округлыми боками, отодвинутые в стороны две скамьи. В углу широкая кровать с брошенными на неё одеялами и поверх них мешком лежал ещё один мужчина с повёрнутой в сторону головой. Отчего открытый его глаз казался стеклянным и рот чернел провалом в седых волосах бороды. Острые кости торчали из виска, смерть не скрывала полученной дани. Мужчина был убит тем же оружием. Иван Дмитриевич склонился над кроватью, поднося ближе фонарь, и только тогда заметил торчащую руку. Приподнял осторожно лоскутное одеяло, под ним оказался ещё один труп.