– Я в полной растерянности, Марина Григорьевна. Ясно, что здесь у нас свершилось смертоубийство. Но одно или два? И как это произошло? Меня до такой степени потрясло всё происшедшее, что я, кажется, в полной мере утратил контроль над функциями своего организма, и все системы жизнеобеспечения…
– О чём вы, Лев Николаевич? – язвительно улыбнулась Бояркина. – Какие системы и функции, над которыми вы утратили контроль? Вы стали мочиться в штаны или у вас понос объявился? Соберитесь и поработайте в условиях конкретного времени и пространства.
– Я постараюсь, Марина Григорьевна, – покорно пообещал Мышенков.
Катя, вдруг оживившись, воскликнула:
– Марина Григорьевна! Марина Григорьевна, а со мной стали происходить удивительные вещи. Сегодня я неожиданно вспомнила тот первый звонок к нам этого Козюкова. Я вспомнила наш с ним разговор дословно, все нюансы его голоса! И мне кажется, я даже вижу его, когда слышу его голос!
– Ну-ну, кто-то говорил, что больничные собаки, наслушавшись разговоров на медицинские темы, начинают мечтать о ветеринарной практике, – насмешливо покивала Бояркина.
Катя сделала обиженное лицо.
– Ну зачем вы так, Марина Григорьевна? Вы же сами говорили, что у любого человека могут проявиться какие-либо особенные способности.
– Да я разве возражаю, Катя? Напротив. Если нашего полку прибудет, то наши шансы, несомненно, возрастут. Дерзайте!
– Лев Николаевич, кстати, уже дерзнул, – ехидным голосом сообщила Людмила Александровна.
Марина Бояркина насторожилась.
– То есть? Проясните!
– Следователь мне сказал, что Лев Николаевич, когда его допрашивали, поведал им о своём внечувственном видении ситуации и дал им понять…
– Что дал понять?
– Что вы, по его мнению, можете иметь ко всему этому отношение.
И Людмила Александровна победно посмотрела на Мышенкова.
Бояркина также обернулась к Мышенкову, который сидел ни жив ни мёртв.
– Людмилу Александровну, позволю себе заметить, неверно информировали, – пролепетал он.
Бояркина вскочила и быстро ушла в свой кабинет. Распахнув дверцы бара, она выхватила оттуда бутылку французского коньяка и пустой бокал. Наполнила бокал и залпом его осушила. Потом проделала то же самое во второй раз. Сволочь! Какая же он сволочь! Она это ему припомнит! Она выпутается из этой истории и поквитается с этим скотом!
Вернувшись обратно в приёмную, Мышенкова Марина Бояркина на прежнем месте не обнаружила.
– Где он?
– К себе убежал, Марина Григорьевна, – сообщила Катя.
Бояркина направилась к кабинету Мышенкова.
– Марина Григорьевна! – подскочил к ней Барыбенко. – Да плюньте на него. Все его внечувственные испражнения всё равно к делу не пришьёшь. А вот его жалобы, если вы его, э-э-э, побьёте…