После этой маленькой ошибки, я переживала затишье. Зона не была привлекательным местом для подходящих молодых людей.
Гуннар широко улыбнулся.
— Это Ночь Войны. Все может измениться.
Это была самая лучшая часть — возможно все.
— Я скрестила пальцы. Готова отправиться на поиски.
— Обожаю сводить тебя с кем-нибудь.
— Могу и сама свестись. Ты так, на подхвате. Народу много?
— Толпу подстегивает жара, и она увеличивается. Будет та еще ночка.
— Ночь войны всегда такая, — сказала я, но понимала, о чем он говорит. Люди в Новом Орлеане никогда не были робкими, и Ночь войны не будет исключением.
Он посмотрел на часы на стене.
— Вначале встретимся с Таджи. Через сколько закроешься?
Таджи Дюпре была последним членом нашего дружеского трио.
— Работаю до шести, значит, через пятнадцать минут.
— Будь бунтаркой, — сказал он. — Закройся раньше.
Деньги в эти дни доставались нелегко, и я не собиралась прикрывать бизнес на пятнадцать минут раньше. Хотя с другой стороны, вряд ли сегодня будет хорошая торговля. Люди будут думать о джазе и выпивке, а не о сухих фруктах и клейкой ленте.
Снаружи загремел джаз, и мы, ведомые музыкой, вышли к главному входу.
Пол дюжины мужчин в ярких костюмах и замысловатых головных уборах с перьями и вышивкой из бусин заполнили улицу. Они были из Авангарда, жители Нового Орлеана. Служившие в войну, организовавшие первый парад Ночи войны шесть лет назад. Некоторые из участников в одежде из перьев были известны под именем Индейцы Марди Гра, и они привнесли в эти празднества некоторые из своих традиций.
Один из участников остановился и постучал в окно темным кулаком. Я улыбнулась Тони Мерсье, у которого между зубов был зажат серебряный свисток, темная повязка прикрывала его глаз, потерянный во Второй Битве. Тони сражался с Девятыми из Девятого района. А теперь он был главным в Авангарде.
Он жестом указал, что они пойдут вниз по улице, а затем повернулся ко мне. Сообщения было понятным: они шли к месту начала, и мне было пора к ним присоединиться.
— Скоро приду! — крикнула я и помахала им. Они пошли вниз по улице, за ними следовала вторая линия банды, выдавая ноты старенькими духовыми инструментами. Туба задавала ритм, а тромбон и труба выводили мелодию, а пол дюжины женщин, мужчин и детей с тамбуринами, серебряными свистками и самодельными барабанами танцевали за ними.
Песня, инструменты и парад были горько-сладким напоминанием жизни до того, как открылась Завеса. Но еще они напоминали о том, что делало Новый Орлеан восхитительным: креативность, традиции, желание объединиться и встретиться с общим врагом вместе.