Оставим этот выспренный и дурной по вкусу панегерик на совести восторженных беллетристов. Надо признать, что чувства в нем куда больше, чем смысла. И все-таки он очень характерен! Воспевание женщины было отнюдь не бескорыстно. Безудержные комплименты служили, в сущности, весьма прозаической цели. Аббат Галиани ее не скрывает: «Человек существует не для того, чтобы постигнуть истину, и не для того, чтобы стать жертвой обмана. Все это безразлично. Он существует исключительно, чтобы радоваться и страдать. Будем же наслаждаться и постараемся поменьше страдать». Женщина оказалась игрушкой в руках виртуозных обольстителей, но, надо сказать, уготованную ей роль исполняла охотно и даже с удовольствием.
Великосветский волокита граф Тилли писал в своих мемуарах: «Во Франции необходимо пустить в ход немало прилежания, ловкости, внешней искренности, игры и искусства, чтобы победить женщину. Приходится соблюдать формальности, из которых каждая одинаково важна и одинаково обязательна. Зато почти всегда есть возможность насладиться победой, если только нападающий не болван, а женщина, подвергшаяся нападению, не олицетворение добродетели». Если дама медлит кинуться в водоворот приключения, то лишь потому, что еще не насладилась нетерпением поклонника. «Какое очарование связано с преодолением препятствий! — восклицает граф Тилли. — Женщина не желает сразу сдаваться. Она позирует в роли неприступной. Она говорит «нет», а ее поза должна внушать мужчине уверенность в успехе. Все грубое и опасное должно быть исключено из любви. Страстная ревность считается смешной. Если обнаруживается это чувство, оно вызывает только недоверчивое и неодобрительное покачивание головы. Соперники скрещивают шпаги, но они редко прокалывают сердце, обыкновенно оставляя на коже лишь царапину.
Подобно шипам розы, любовь должна наносить лишь моментальную боль, а не подобно кинжалу в бешеной руке — опасные для жизни раны, еще менее убивать. Кровь только символ, а не удовлетворение мести. Не нужно бойни, достаточно одной капли, чтобы создался этот символ. Желания всегда обнаруживаются элегантно и грациозно, а не бурно и разрушительно. Никто не позволяет себе жеста циклопа, с руки никогда не снимается перчатка. Люди садятся за стол наслаждения, как беззаботные жуиры и им прислуживает радость».
Умонастроение большинства сводилось к поиску все более утонченных и разнообразных удовольствий. Чувства теряли глубину, нравственные устои рушились. «Мораль несет любви зло», — говорит Ретиф де ла Бретонн, французский писатель. Галиани выражается еще определенней: «Если добродетель не делает нас счастливыми, то какого же черта она существует?» И моралью пренебрегали без раздумий, точно так же, как и целомудрием. Порок не только был реабилитирован, но даже приобрел некое очарование в глазах общества. Дорогая проститутка перестала быть отверженной; любовница с каждой новой изменой становилась все более желанной; жена соперничала с подругой за свои супружеские права. Любовь понималась лишь как утоление страсти. Ж. Бюффон24 заявлял: «В любви хороша только физическая сторона», а несколько позднее один из его соотечественников пошел еще дальше: «Любовь — всего лишь контакт двух кожных покровов».