Но если матушка и освоила со временем науку различать Львов по едва заметным признакам, проистекающим из всего спектра батюшкиной натуры, то внешне они продолжали оставаться совершенно одинаковыми. Для начала она попробовала по-разному их одевать, но это ничего не дало, потому что они ловко менялись тряпками между собой, и матушка поняла, что с их стороны это вовсе не злоумышление против нее, а просто такие уж они игруны, все эти ребята. Каким, собственно, был (и, надо надеяться, продолжает оставаться) и ее муж. И тогда, чтобы их как-то различать, ей пришлось прибегнуть к насилию.
Она, видите ли, исходила из того, что это всего лишь роботы-заменители и что с ними, не опасаясь навредить, можно поступать как угодно. И если ее действия вам все же покажутся несколько грубыми, то я позволю себе напомнить, что матушка как раз и была грубиянка. К одному Льву она подскочила сзади и с самыми добрыми намерениями огромными портновскими ножницами отхватила у него правую ушную мочку. У другого Льва она отрезала левую. А третьего и четвертого пометила таким образом, чтобы они слегка припадали на разные ноги. Пятого же Льва можно было не метить никак, потому что он был отмечен тем, что не имел отметин.
Но и дня не проходило, дорогие вы мои, без матушкиных дум о шестом Льве, а вернее сказать — о Льве нулевом. Эти-то были всего только копиями, симпатичными лишь потому (если не считать их трудолюбия), что они до ужаса походили на ее мужа. И она выкидывала Львов одного за другим из супружеской спальни, когда они пытались (будучи, скорее всего, именно таким образом запрограммированы) лечь рядом с ней. И довольно долго она терзала их расспросами, твердо решив дознаться, как живется нынче нулевому Льву и чем он занимается в мире космических майских жуков, как она брезгливо называла инопланетян, и когда же он наконец оттуда вернется. И пять Львов клялись, что не имеют об этом ни малейшего представления, но матушка была уверена, что они, эти межгалактические клятвопреступники, нагло лгут, и потому пыталась извлечь из них правду то с помощью кнута, то с помощью пряника, впрочем, боюсь, к кнуту она прибегала чаще.
Однако Львы о батюшкиной тогдашней жизни и впрямь не знали — да и не могли знать — ровным счетом ничего. И я надеюсь, господа, что могу не объяснять вам, что они впитали в себя лишь батюшкино прошлое, ибо это, собственно, и лежало в основе их задания: память! И они умели быть даже трогательными.
Они напомнили о тысячах мелочей из жизни нулевого Льва, в особенности из времен его молодости, пришедшейся на начало века, когда луга благоухали, все глаза были зеркалами душ, все женщины были нимфами, а все мужчины — сатирами.