Глава двадцатая. Святозар и Вейрио в сопровождении сотни воинов обогнули крепостные стены Асандрии, по деревянному мосту переправились через реку, и, выехав на дорогу, ведущую к восурским границам направились вперед
Наследник все время встревожено погонял своего белого жеребца, ибо ему вельми не терпелось увидеть восурские дружины и воевод. Их светлые и чистые лица, могучие станы и широкие плечи, увидеть людей с которыми на веки связан он не только духом, но и кровью. Вейрио ехал рядом, и был очень задумчив. Он напряженным взглядом смотрел в гриву своего гнедого коня, словно не замечая ничего кругом, но погодя все же встряхнул головой, скидывая с себя оцепенение, томившее его душу, повернул голову и посмотрев на Святозара, спросил:
— Ваша милость, его светлость правитель Аилоунен. — Вейрио замолчал, прикусил зубами нижнюю губу, словно не смея говорить дальше, но увидев как наследник, кивнул ему, убеждая продолжать, добавил, — правитель назвал меня Юнлискюлем… Первым человеком из рода гавров, вы, ваша милость, знаете, почему он так меня назвал? Святозар услышав вопрос юноши, перевел взгляд с лица Вейрио, и посмотрел на расстилающуюся перед ним ездовую полосу, с обеих сторон от которой лежали еще не вспаханные поля, кое-где поросшие луговыми травами. Он какое-то время молчал, обдумывая, что ответить этому юноше, и вздохнув, негромко произнес:
— Твоя душа Вейрио впервой своей жизни жила в теле Юнлискюля, первого человека из рода гавров, ты был братом Аилоунена и Лунчикауса. Твой народ также как и народ руахов и приолов был когда-то величайшим народом земли. Во— второй и третьей своих жизнях, ты был правителем гавров, и пережил Всемирный Потоп, и шел в бой со своими братьями против дивьих людей. Я не ведаю, возрождался ли ты после тех трех жизней, скорее всего— нет. Потому что твой народ потом не просто предал Богов и веру, нет! он пришел на земли своих старших братьев-руахов и уничтожил почти полностью этот народ, завершив их трагический путь в Яви.
— Как так уничтожил, — с дрожью в голосе вопросил Вейрио и губы его дрогнули.
— Мне об этом поведала морская владычица Волыня, — пояснил Святозар, все еще не смея взглянуть в объятое тревогой лицо юноши, точно страшась ощутить его боль. — Когда руахи придумали снадобье, надеясь жить вечно, и оно их стало убивать, то умерли все молодые и зрелые женщины и мужы. Живыми остались лишь старики и дети, наверно те которые не стали пить это снадобье. И тогда на земли руахов пришли гавры, они убили стариков и большую часть мальчиков. Ведь народ, любой народ жив пока в нем рождаются мальчики, продолжатели крови и рода, защитники жен, детей, стариков. Потом гавры начали войны между собой, внутри своего народа, отвоевывая трон Аилоунена… И как сказала Волыня за несколько десятилетий от них остались лишь жалкие крохи, некогда мощного народа, агонию которого прекратили рутарийские племена и приплывшие из просторов Восточного моря кожезеры. Святозар смолк и от навалившейся на душу тяжести порывисто задышал, ибо увидел, как надрывно передернул плечами Вейрио-Юнлискюл, и провел тыльной стороной ладони, по глазам смахивая с них слезы. А малеша спустя чуть слышно прошептав, поспрашал у наследника так, словно тот знал ответы на все вопросы: