— Я позавчера видела господина кюре, — продолжала она громким голосом. — Он очень огорчен. Он мне сказал: «Мы закрыли глаза на развод мадам Дюплон: можно было допустить, что ей его навязали. Но на этот раз она отвернулась от церкви, а среди добрых христиан…»
— Что среди добрых христиан? — спросила мама, сморщив лоб в тяжелые упрямые складки.
— Сама знаешь, — проворчала Натали. — Карантин. Закрытые двери. Твои дочери без подруг, а потом без женихов. На меня уже странно посматривают на рынке. Булочник мне сказал: «Так это правда? Их напечатали!» Я заскочила в мэрию посмотреть объявления о браке…
— У него старые сведения!
Спицы у меня в руках застыли, и я поднялась с места одновременно с Натали. Мама произнесла эти слова ровным, очень нежным голосом, словно речь шла о незначительном обстоятельстве. Тем же тоном она очень быстро добавила:
— У него старые сведения! Мы с Морисом как раз позавчера поженились в Нанте.
* * *
В тот же самый момент мой взгляд упал на ее обручальное кольцо. Папино, которое она продолжала носить для вида, было из золота и соседствовало с перстеньком «спиралью», подаренным ей перед свадьбой[7] (жалкий фамильный бриллиантик, который экономная бабуля Дюплон, по доброй традиции, отдала «обновить» по такому случаю). Это же было из платины, одно на пальце, как положено при повторном браке, и своим оттенком, размером — и ценностью — тотчас напомнило мне колечки от занавески. Меняют рубашки, меняют украшения, меняют мужчин! Но разве тело меняют? В какой мере она могла называться мадам Мелизе, если она была моей матерью, а я по-прежнему звалась Изабель Дюплон? Застыв, онемев, я не знала, что делать, и могла только присоединиться к возмущению Натали, которая, задыхаясь, беспрестанно повторяла:
— И ты нам такое подстроила! Свадьба тайком от людей… И ты нам такое подстроила!
С покрасневшим лицом, но с облегченным сердцем, мама пережидала грозу и, почти уткнувшись головой в очаг, ворошила угли концом щипцов, слабо пытаясь возразить:
— Что мне было делать в моем положении?
— Нечего было в него попадать! — крикнула Натали.
— Я сделала все, что могла! — снова заговорила мама. — Никто точно не узнает ни где, ни когда мы поженились. Я все запутала.
— Да уж, запутала, и больше, чем ты думаешь! — проворчала Натали, всем телом рухнув на стул. — Но я вот что тебе скажу, — добавила она, — правда в том, что ты нас испугалась.
— Да, — сказала мама.
Одна из пластмассовых спиц, которые я все еще держала, сломалась у меня в руке. Эта обезоруживающая искренность, одним махом уничтожившая все мамины жалкие секреты, снова ее защитила.