— Очень хорошо.
Мортен подошел и погладил ее по щеке.
— Мама немного не в себе, — шепнул он девушке.
Элен продолжала вязать. Мортен поставил тарелку рядом с ней.
— Мама, я попрошу Янис подняться и помочь тебе.
Элен кивнула. Мортен обратился к Оливии:
— Не хочешь вина?
Они спустились в одну из комнат внизу. Ее дверь почти не пропускала детский шум. Там они пили вино.
Оливия редко пила вино. Только когда ее угощали, как дома у Марии. Вообще Оливия предпочитала пиво. После двух бокалов того, что Мортен описал как красное вино, достойное всех похвал, девушка начала говорить чуть больше, чем собиралась. Оливия не знала, что тому виной — атмосфера, вино или просто сам Мортен, — но она разоткровенничалась. Заговорила так, как никогда не разговаривала с Марией. О себе. Об Арне. О том, что значила для нее потеря отца, когда сама она была далеко. О том, как из-за этого ее все время мучает совесть.
— Мама считает, что я хочу стать полицейским, чтобы заглушить совесть, — сказала она.
— Я так не думаю.
Мортен выслушал ее молча, весь ее долгий рассказ. Он был хорошим слушателем. Годы общения с непростыми людьми сделали его восприимчивым к эмоциональным всплескам и научили сопереживать.
— Почему не думаете?
— Мы редко совершаем поступки из-за комплекса вины, но часто воображаем, что причина именно в этом. Или пытаемся объяснить все чувством вины, просто потому, что не знаем, что на самом деле заставляет делать нас тот или иной выбор.
— Тогда почему я хочу стать полицейским?
— Может, потому, что твой папа работал в полиции, а не из-за того, что он умер, когда тебя не было рядом. В этом вся разница. Первое — это наследственность и среда, второе — чувство вины. Я в него не верю.
«Если честно, я тоже, — подумала Оливия. — В нее верит только мама».
— Ты, наверное, думала о Томе?
Мортен сменил тему. Возможно, он почувствовал, что так Оливии станет легче.
— Почему вы спрашиваете?
— Ты разве не из-за этого приехала?
Тут Оливия подумала, не мог ли Мортен быть каким-нибудь медиумом. Может, она оказалась в руках у сверхъестественного феномена. Он попал в точку.
— Да, думала, довольно много, и я многое не могу понять.
— Как он стал бомжом?
— Бездомным.
— Лингвистика, — ухмыльнулся Мортен.
— Но правда, он был комиссаром полиции, талантливым, насколько я знаю, и наверняка знакомых у него было немало, вы, по крайней мере, и вдруг он становится вот таким. Бездомным. Не будучи наркоманом или кем-то в этом роде.
— Что значит «кем-то в этом роде»?
— Не знаю, но ведь между тем, кем он был и кем стал, — огромная пропасть.